Тема: РАСКРЫТИЕ ТАЙНЫ ПОЛИГЛОТА ВИЛЛИ МЕЛЬНИКОВА И ДРУГИХ ЛЮДЕЙ С ФЕНОМЕНАЛЬНЫМИ СПОСОБНОСТЯМИ. В России живет человек, говорящий на 104 языках.
ВОПРОС № 96
В чём заключается тайна появления феноменальных способностей памяти у некоторых людей после клинической смерти?
Ответ:
Кратко об интервью с В.Р.Мельниковым: «Ученые подтверждают: Вилли Мельников /Виталий Робертович Мельников, 1962 г.р./ действительно полиглот, достойный Книги рекордов Гиннесса. Сегодня в его «коллекции» — традиционные европейские и восточные языки, редкие и экзотические наречия, на которых говорят племена индейцев и эскимосов, а также языки, носителей которых на земном шаре не осталось, например древнеисландские … По оценкам специалистов, на Земле около шести тысяч языков и диалектов. Среди них есть изолированные языки, то есть не имеющие родственных себе. Вилли их называет «изоляты» и любит их больше всего. Это языки японских айнов, бирманских гэрулау, вьетнамских руккьюм, каталонских басков, британских пиктов, карибских гуанчи, — смакуя, перечисляет Мельников. — Поэтому я, владея лишь 104 языками, включая пригоршню древних, сожалею лишь о краткости жизни…
Учёные пытались изучать мои способности, — признается полиглот. — И нейрофизиологи, и психологи, и лингвисты, и психотерапевты. Но все разводили руками.
— Ученые, — продолжает Вилли, — мне объяснили, да я и сам врач, биолог: для того чтобы объяснить мой феномен, искать надо не то, что можно разъять скальпелем и нашинковать на томографе. Здесь что-то связано со структурами, которые еще нельзя изучить современным инструментарием. Может, в мозге полиглотов работает какая-то иная полевая форма жизни — как электромагнитные поля, которые нельзя пощупать и увидеть… Кстати, свою память я совсем не считаю феноменальной. Плохо запоминаю отчества людей и анекдоты.
В 13 лет родители мне раскрыли семейную тайну. Оказалось, что моя настоящая фамилия – Сторквист /»мельник» по шведски/. Мой дед был шведом, бабушка исландкой. Как ветеринарный врач он был приглашен в революционную Россию по линии Коминтерна, но попал в жернова сталинской мясорубки. Отец для спасения семьи сменил фамилию на Мельников. А имя по паспорту — Виталий — я сменил сам на Вилли…
К армии уже хорошо знал с десяток языков. Сослуживец доложил в особый отдел части (часть была секретная — ракетная), что Вилли — полиглот. Особисты допросили его с пристрастием и записали в личном деле, что он является «шпионом». Трибунал и штрафной батальон был заменен Афганистаном… А 22 ноября 1985 года, — уже с болью вспоминает Вилли — во время минометного обстрела разорвалась глинобитная стена и упала на наш взвод, накрыло взрывной волной. Выжил я один. Без сознания пробыл 20 минут, клиническая смерть длилась 8 минут. Рекорд — 15 минут, после этого нейроны уже погибают. Почти три года голова болела так, как будто ее выскребали изнутри… Но потом освоение новых языков вдруг пошло еще быстрее и легче. Происходит это примерно так. Вилли внимательно смотрит на человека, говорящего на незнакомом наречии, слушает его речь, потом будто настраивается,… и внезапно, словно приемник, «ловит волну» и выдает чистую речь без помех. Берет в руки книгу на незнакомом наречии и сразу начинает читать. По мере того как читает, в голове у него начинает звучать мелодия. Это означает, что мозг уже готов к работе над языком…
Ченнелинг — (прокладывание канала или передача по каналу), так мой феномен попытались объяснить американские психоневрологи, с которыми я познакомился в Праге на конференции по биометрии.
Но языки для меня, их количество, не самоцель, — уверяет Вилли. — Они двери в другие миры, строительный материал для создания своего арт-космоса, а иной раз — и ключи к загадкам истории…
Он, например, изучил происхождение африканского племени догонов, живущего на территории современной Республики Мали. Их предки, как гласит легенда, прилетели со звезд, и их потомки до сих пор поклоняются Сириусу. Специально изучил язык их жрецов — хтачингу. Разговаривал с их детьми, которые учились в Москве. Те даже не сомневаются, что они — дети космических пришельцев…
Сегодня Мельников-Сторквист — научный сотрудник Института вирусологии им. Д. И. Ивановского РАМН. Кандидат медицинских наук. В известных книгах рекордов — России и Гиннесса — его фамилии нет. Для того чтобы попасть на их страницы, нужно подать официальное заявление о своем желании признания рекордсменства. Такого желания у Вилли нет.
Он был полиглотом до травмы, до армии он уже знал 6 языков. А после черепного ранения его мозг получил некий загадочный доступ к мировым «лингвистическим каналам».
Директор Института мозга человека (Санкт-Петербург), член-корреспондент РАН, доктор биологических наук Святослав МЕДВЕДЕВ:
Есть утверждение зарубежных коллег, что полиглоты отличаются от обычных людей тем, что в их мозге больший объем белого вещества в височной доле левого полушария, в так называемой извилине Гешля, где обрабатывается звук. Но я считаю это утверждение во многом спорным. Значительное количество белого вещества говорит лишь о наличии больших связей между нейронами. Но дело в том, что объем какой-то области мозга далеко не всегда имеет связь с некой определенной функцией. Изучение языка — сложный процесс, в который вовлечены многие участки коры головного мозга и подкорковые структуры. Вполне возможно, что извилина, привлекшая внимание ученых, — лишь «оконечная» область процесса, которая отражает результат. Подобно тому, как мы видим результат работы компьютера на мониторе, но ведь работает-то весь системный блок. А как работает весь «блок» нам еще только предстоит узнать.
Что произошло и что помнит Вилли за время своей клинической смерти?
Это произошло в 1985 году, который считается периодом максимальных потерь войны в Афгане. В их число попал и взвод Вилли Мельникова. Все его товарищи погибли, а сам он после тяжелейшей контузии и ранения в голову оказался в состоянии клинической смерти, которая длилась около 8 минут.
Рассказ Вилли Мельникова о том, что он помнит, когда во время комы находился в Тонком, загробном мире:
«Все было очень красиво, трудноописуемо, никаких ангелов в конце я не видел, — рассказывает Вилли… — Подо мной был Солярис, бесконечный океан, состоящий как бы из жидких кристаллов, которые переливались один в другой, прочитывали друг друга и снова превращались. Я себя не видел, я был сознанием в чистом виде, тело тоже не видел. Но четко ощущал, что я — это я. Если пытался что-то разглядеть, объект выделялся из океана и приближался. Это были животные, растения, архитектурные сооружения… Но тут перед глазами встали взгляды моих погибших друзей, не глаза, а именно взгляды, И вот эти взгляды моих друзей, они словно отпружинивали меня назад. И меня выволокло обратно…
Судя по рассказу Вилли Мельникова, во время клинической смерти его мозг вышел на прямой контакт с глобальным информационным полем, из которого и поступала бескрайняя мозаика картинок-видений. После этого что-то случилось, продолжает он. — Я не мог понять, в чем дело, когда мне стали доступны другие языки, которые я сразу не мог идентифицировать, а некоторые не могу до сих пор. Сначала я думал, что это осложнения, но решил не делать быстрых выводов и понаблюдать. Я же представитель естественных и точных наук».
В тонком мире сформирована зона знаний о Вселенной.
ЗАГРОБНЫЙ МИР В ЗОНЕ ЗНАНИЙ — ЭТО МНОГОЧИСЛЕННЫЕ РАЗУМНЫЕ ОКЕАНЫ, ПОХОЖИЕ НА СОЛЯРИС ПИСАТЕЛЯ СТАНИСЛАВА ЛЕМА.
«Олег Кондрат приобрёл свои необычные способности во время службы в рядах пограничных войск, в составе мото-маневренной группы. В Афганистане он обеспечивал вывод советских войск, где получил контузию от разорвавшейся мины. Пройдя через мучительные боли, недели полной беспомощности и месяцы реабилитации, как бы в награду, он обрёл свой дар целителя и понял, что в этом состоит его призвание. Современная медицина шагнула далеко вперед, однако по-прежнему многие недуги ей не подвластны. Но они подвластны Олегу Евгеньевичу Кондрату.
Примеров «чудесного исцеления» в практике Олега Кондрата много. И патологии, которые ему удается побороть, весьма разнообразны: болезни нервной системы, неврозы, прединсультные состояния, стрессы и депрессии, тревоги и страхи, расстройства двигательной функции, варикоз, воспаления тройничного нерва, заикания, эндокринные расстройства, заболевания сердечно-сосудистой системы. Он устраняет также заболевания печени и желчного пузыря, астматические проявления, миомы и бесплодие, импотенцию, циститы, уретриты, тромбофлебиты, восстанавливает функции кишечника. Под его руками раны заживают быстрее, а рубцы рассасываются или становятся бледнее и незаметнее. Нормализуется гормональный фон, а фигура обретает красивые очертания — во многих случаях у пациентов попутно уходит лишний вес. У больных эпилепсией проходят приступы, или увеличиваются интервалы между ними. В настоящее время он, сотрудничая с медицинскими и научными институтами, продолжает совершенствовать свои методики и открывать новые пути исцеления. Так, совсем недавно Олег научился всего за один сеанс избавлять беременных женщин от токсикоза.
Феномен Кондрата получил научное подтверждение: способности Олега Евгеньевича прошли апробацию в лаборатории традиционных методов диагностики и лечения Минздрава РФ — в виде тестов, специально разработанных российскими учеными для выявления паранормальных (целительских, магических) способностей. Заключение экспертов данной лаборатории является на сегодняшний день самой объективной и независимой оценкой». Из интервью О. Беловой.
Профессор университета из Вирджинии Иен Стивенсон собрал коллекцию из более чем 2000 подобных фактов со всего мира.
Просмотры 4 036
Вилли МЕЛЬНИКОВ: ИСПОВЕДЬ ПОЛИГЛОТА
Вилли владеет более чем
100 языками мира. Москвич. Родился в 1962 г.
В 1985 г. при выполнении интернационального долга в Афганистане чудом остался
жив после тяжёлого осколочного ранения и контузии. У него была поражена левая
височная доля мозга. Врачи опасались, что после такого ранения возможны
психопатологические последствия. И действительно, Вилли изменился: у него
открылось множество талантов, проснулась феноменальная память, которая дала
возможность изучать не только языки, но и множество других наук: энтомологию,
вирусологию, астрофизику. Основная профессия - врач, биолог-вирусолог,
научный сотрудник Института вирусологии им. Ивановского.
Учёные бьются над разгадкой феноменальных способностей Вилли МЕЛЬНИКОВА, с
которым нам удалось познакомиться. А мы увидели не только всевозможные
таланты, но и потрясающую личность - скромного, интеллигентного, милого,
обаятельного человека.
Сегодня Вилли необычайно популярен в Москве. О нём пишут статьи, его
приглашают сниматься в кино. С осени 2004 г. он пробовал себя как киноактёр.
В октябре в Киеве на киностудии им. А.Довженко он снялся в художественном
фильме "Мир меня не поймал" - о великом украинском философе XVIII
века Григории Сковороде (реж. Ю. Зморович).
Сейчас снимается в экранизации 12-серийного фильма по роману Б. Пастернака
"Доктор Живаго" (реж. А.Прошкин) в роли Вольдемара - приятеля
эсеров-анархистов, экзотического персонажа, уверенного в своей
просветлённости и отмеченности свыше, т.е. типажа, которого в жизни Вилли терпеть
не может!..
Смешное слово "полиглот" у меня всегда ассоциировалось с "обжорой".
Впрочем, во многом это и есть не то языковое обжорство, не то лингвистическая
наркомания: чем большим количеством языков овладеваешь (а если точнее - они
овладевают тобой), тем дальше хочется исследовать ещё неведомые тебе, -
срабатывает эффект недостижимой линии горизонта. А по оценкам специалистов,
на планете Земля - около трёх с половиною тысяч языков и диалектов. Поэтому
я, владея лишь девяносто семью из них (включая пригоршню древних), сожалею о
краткости жизни и недоумеваю над действиями "Горца" Дункана МакЛауда,
который всё своё многосотлетнее существование посвятил отрубанию голов своих
собратьев по несчастью!.. Кстати, мне нередко приходится встречать сомнения в
моей человеческой природе: мне объявляют, что полиглотство - это не дар
Божий, а гостинец сатаны! Так что реальное Средневековье в сознании людей и
не думает кончаться...
Как мне это удалось? Для меня самого здесь начинается территория загадок:
ведь навскидку кажется, что полиглотство пришло ниоткуда. Хотя стартовые
ступени всё-таки были. В четырёхлетнем возрасте я увлёкся энтомологией, а
поскольку названия насекомых нужно было знать как по-русски, так и по-латыни,
то с последней всё и началось.
Классу к шестому в моём багаже присутствовали немецкий и скандинавские языки,
включая древние рунические типы письменности. Просыпался интерес к романской,
кельтской группам, магнитами замаячили языки Востока и североамериканских
индейцев... Но в школе моя половина класса изучала английский, а он-то мне
как раз и не давался. Так что переходный экзамен в конце восьмого класса я
отвечал учительнице немецкого, а "англичанка" сидела рядом и,
кажется, ревновала...
Сразу после десятого класса я поступил в Московскую ветеринарную академию.
Моими однокурсниками стали ребята из африканских стран, оказавшиеся открытыми
и благодарными собеседниками. Они были польщены, встретив мой интерес в
отношении их племенных наречий. Так в мой мир вселились языки суахили, мандэ,
зулушу, эве, йоруба, мванга, хтачингу, догон... А учившиеся на других
факультетах аргентинцы и чилийцы снабжали меня экзотическими языками
южноамериканских народов.
Дома же я вертел ручку настройки радиоприёмника "Океан" и
"висел на языках" дикторов радиостанций всего мира, вслушиваясь в
произношение и интонацию. Но студенческую эпоху сменила донельзя контрастная
ей армейская - меня призвали на срочную службу солдатом Советской армии. Моя
часть базировалась в Туркмении, но долго пробыть там мне не довелось:
возглавлявшему особый отдел этой ракетной бригады полковнику показалось
подозрительным моё знание нескольких языков (тогда ещё шести). Мне был
предложен ультиматум: сознаться, у каких иностранных разведок я в услужении.
И когда до меня дошла вся серьёзность происходящего абсурда, сочувствовавшие
офицеры части посоветовали подать рапорт о переводе в действующую Сороковую
армию. Так я оказался участником войны в Афганистане (1984-85 гг.). Но мне
всегда казалось, что главным принципом выживания в самой безнадёжной ситуации
должно стать умение приручить эту ситуацию, заставив её работать на себя. И я
начал впитывать речь обитающих в этой стране народов. И когда в начале января
1986-го я, сойдя с поезда "Ашхабад-Москва", поздоровался с родным
городом на пяти новоприобретённых языках, то нацелившийся было на меня
военный патруль почему-то раздумал ко мне подходить...
Осмелюсь заявить - неспособных к языкам нет! Есть лишь те, кто в силу неких
досадных причин не успел ещё осознать то многомерье и разноокрасье жизни,
которые она получает в дар от языков, одновременно сбрасывая с себя
стереотипы, банальности и скуку. Основная моя языкопознавательная волна
родилась в те годы, когда различные словари и курсы языков свободно лежали в
словарных отделах "букинистов" и стоили копейки. А к началу
языкового бума (в конце перестройки) моя лингвистическая коллекция продолжала
пополняться уже через живых носителей: появились приятели в большинстве стран
мира. Среди них люди, подарившие мне свои родные языки, многие из которых
изолированные, то есть не имеющие родственных себе. Это, например, языки
японских айнов, бирманских гэрулау, вьетнамских руккьюм, каталонских басков,
британских пиктов, карибских гуанчи, австралийских калкадунов, аргентинских рдеогг-семфанг,
сибирских юкагиров, камчатских ительменов, филиппинских икшью, калифорнийских
хопи, канадских тлинкитов или индейцев-шайеннов из североамериканского штата
Вайоминг... Не говорю уже о таких "Вавилонах", как Африка, Индия
или Кавказ! Само по себе полиглотство настолько ошарашивает людей, вызывая
зачастую далеко не доброжелательную реакцию, что мало кому приходит в голову
поинтересоваться о механизме самого феномена - не то дара, не то проклятия,
заложником которого я стал. Моим собеседникам становится не до того, чтобы
взглянуть, что же я делаю из всех моих языков? А ведь в этом - один из ключей
к многоязычию!
Прежде всего, мой главный критерий знания языка - писать на нём поэтические
тексты, думать на нём в зависимости от ситуации и настроения. Я привык
относиться к любому языку двояко: с одной стороны, он - живое существо, мой
старший брат по разуму; а с другой - это стройматериал для создания моего
авторского арт-пространства. И даже тот, кто привык считать себя человеком не
творческим (условия жизни и/или род занятий к творчеству якобы не
располагают), непременно откроет для себя огромный психотерапевтический
потенциал языковых ландшафтов, будто всмотревшись в мир сквозь фасеточный
глаз стрекозы.
Случалось, что жизнь навязывала мне экзотические обстоятельства совсем не
радужного свойства, но они оборачивались трамплинами в языкознание и другие
ниши человеческого интеллекта. Самый жёсткий из таких случаев - моя афганская
контузия взрывною волной от разорвавшейся рядом мины. Несколько моих
однополчан при этом погибли, а сам я, пройдя через клиническую смерть,
вернулся из запредельности с перекроенным восприятием окружающего. Контузия
долго мешала мне жить уже после войны, но мне удалось перепрыгнуть чрез неё,
погружаясь во взаимоконтрастные области знаний и становясь в этом смысле
многостаночником (или как я привык про себя говорить, мультименталистом). И
жизнь на стыке таких разностей - ещё один ключ к полиглотству: как в физике
между плюсом и минусом возникает электрический ток, так и при путешествиях
между далёкими друг от друга сферами знаний также проскакивает некое подобие
искры зажигания, заводящая мотор полиглотства. Но этот двигатель, в отличие
от автомобильного, не только перерабатывает топливо, но и рождает своё,
принципиально новое. Одним из вариантов последнего у меня стал литературный
стиль неологизмов, слов-образов-кентавров, который я назвал "муфтолингва".
Скажем, поговорка "долг платежом красен" будет в данном стиле
звучать так: "Задолжадность возвращедростью красна!". Или - о
песне: "Мерзлятся, медитая, льдинозавры...". А вот -
предостережение: "Не всякая заглядевушка сможет стать головокруженщиной,
а тем более дожить до неувядамы!..".
В моём арсенале есть немало языков, которые я освоил только для того, чтобы
читать любимых авторов в оригинале. А поскольку поэзия изначально
непереводима, то Артюра Рэмбо по-настоящему стоит читать лишь по-французски,
Данте - по-итальянски, Сэй-Сёнагон - по-японски, Хайяма - на фарси, Библию - на
древнееврейском и греческом...
Общая ошибка приступающих к новому для них языку - стремление зазубривать как
можно больше слов, не задумываясь над идиоматикой и фразеологией языка. А
ведь в них - его душа! Например, русской идиоме "после дождичка в
четверг" соответствуют: в немецком - "когда собаки залают
хвостами", в тибетском - "когда скалы станут мягче облаков", в
бенгальском - "когда обезьяна поклонится брахману", а в болгарском
- "когда зазнавшаяся свинья в жёлтых шлёпанцах на грушу
вскарабкается"! В языке же полинезийцев острова Таити до сих пор бытует
оборот "когда Гоген налоги заплатит", родившийся ещё при жизни
поселившегося там в конце 19-го века художника Поля Гогена.
Как видите, при таком подходе изучение языков превращается в истинное
приключение на других планетах! К тому же у каждой из планет непременно
открываешь разномастные спутники. Ими становятся разные варианты одного
языка, например общепривычного английского: здесь и его американский вариант
со своими особенностями в каждом штате; и новозеландский с австралийским,
впитавшие слова и обороты из языков аборигенских племён; и канадский фринглиш;
и гавайский пиджэн...
И ещё один секрет: довольно эффективным оказывается изучение двух и более
языков параллельно, причём из различных групп (семей). Видимо, здесь
проявляется синергизм действия - когда максимальный результат достигается
совместным участием контрастов. Наконец, необходимо заметить: освоение языков
не должно превращаться в тупую самоцель, когда изучающий с мрачной решимостью
всякий раз берётся за книги, словно следуя расписанию некой мазохистской
повинности. Так недолго забыть и родной язык! Незнакомая ещё языковая
галактика должна стать и вашей советчицей, и исповедницей, и тогда лишь
обернётся вашей наставницей и путём к самопознанию, сделав вас неприступными
для депрессий и серых будней - или, говоря на муфтолингве, "действисельности
и повседнервности".
Материал подготовила С. ЖИЛЬЦОВА
Газета "НОВЫЙ ПЕТЕРБУРГЪ"
А о своих горьких воспоминаниях Вилли говорит просто: «Вчерашпиль мне царапает глазавтра». И горьких воспоминаний много у человека, который легко владеет 103 языками, включая, как он сам говорит с иронией «пригоршню древних».
Есть в жизни 46-летнего поэта, полиглота, фотохудожника Виталия Мельникова один ноябрьский день, в который он отмечает свое «настоящее» рождение, - 22 ноября 1985 года. Тогда, в далеком Афганистане он был единственным из взвода советских ребят, который чудом остался жив. И восемь минут клинической смерти, когда никто не мог сказать, останется он на Земле или нет. «Смерть была фантастическим неземным зеркалом, в котором я увидел себя». Увидел, и открыл себя совершенно другого.
О том, что «пережил» Вилли за эти короткие минуты смерти, он рассказывать не любит. Точнее, - ему трудно высказать обычными, понятными словами то, что испытывает человек «там», на кромке жизни. Зеркало смерти и стало для него дверью в совершенно иное измерение. До тяжелого осколочного ранения Мельников освоил всего(!) шесть языков, хоть учился в обычной советской школе. Зато «после смерти» у него открылись феноменальные способности, - он начал «дышать» языками. Один за другим он легко осваивал все новые и новые. Но, и сто три языка для него не предел, - ведь «всего» в мире более трех с половиной тысяч языков и диалектов. А не осваивать новые, Вилли Мельников не может, - изучение языков для него сродни лингвистической наркомании. Сейчас он работает над четырьмя новыми, запомнить и назвать которые сразу, - не под силу обыкновенному человеку.
Однако не стоит думать, что страсть к языкам подарена ему свыше в минуты клинической смерти. Теперь это уже известно многим, - изучать, например, латынь Вилли начал в далеком детстве, когда увлекся коллекционированием насекомых. И бабочки, и жуки имеют свои, «ученые» имена. Тот же махаон - крупная бабочка желтого цвета с черными пятнами, по латыни называется Papilio machaon. А Мельников никогда не умел увлекаться в полсилы. Насекомые, - насекомыми, а латынь латынью, - очень скоро мальчишка - будущий полиглот, заговорил на умолкнувшем языке Древнего Рима. «Умолкнувшем», а не «мертвом» - для него «мертвых языков» нет и быть не может.
Но, собственно, если говорить о необычайных способностях Вилли, то начинать надо с самого момента рождения, с его имени и фамилии. Известно, - он не любит, когда его называют Виталием Робертовичем. Да и не Мельников он вовсе. И это совсем не каприз. Фамилия его отца, скандинава, - Сторквист, а на старошведском языке «сторквист» значит «мельник». А «Вилли» - это Вильфрид. Вильфрид Сторквист обожает гулять по Москве, знает все закоулки мегаполиса, о которых даже коренные москвичи не слышали и, шутя, называет себя «сталкером». У него даже есть неизданный «Путеводитель по сталкерской Москве». Но, зачем сталкеру что-то издавать?! Он дышит этим гигантским городом так же, как дышит языками. И люди, с которыми он встречался и встречается тоже не совсем обычные москвичи. Еще до армии он познакомился с Владимиром Высоцким и Фаиной Раневской и часами может вспоминать о встречах и беседах с советским бардом и великой актрисой.
Его путь в Афганистан в составе советского контингента войск тоже необычен. Но, скорее - трагичен. Он успел окончить Московскую ветеринарную академию перед самым призывом. Вначале был Туркменистан. Как молодой боец мог объяснить полковнику КГБ, что знание шести языков, включая латынь - это не результат тайного спецкурса по подрывной деятельности против СССР! И уж тем более, доказать, что он не «латинский шпион». Оставалось одно, - написать рапорт с просьбой перевести его служить в зону боевых действий, в Афганистан. Но, и в армии Вилли легко осваивает новые языки и диалекты: дари, пушту, фарси, синдхи. Так же легко, как другие люди дышат.
Не стоит думать, что после «дембеля» Сторквист только и занимался в Москве, что новыми языками. Головные боли - страшные, невыносимые, - вот что он осваивал в первые годы после клинической смерти. Учился жить с последствиями тяжелого ранения в височную долю головного мозга. Встречался с врачами, консультантами, психологами, психиатрами. А потом понял одну нехитрую истину: боль не может владеть человеком. Не может! А потому просто «посадил ее на поводок». И начал обживаться в новом, неизведанном мире языков, которые… сами начинали звучать в его сознании. Да такие необычные, что он в начале сам не мог разобраться, что слышит. Но, по совету одного лингвиста начал просто записывать все услышанное из других миров. И оказалось, что непонятные звуки, слова, предложения - это языки, пока незнакомые ему языки, которые сами собой говорили с ним и «забирали» его в свой мир. Начиналась его другая жизнь. С этим надо было свыкнуться. Это надо было осознать.
«В Афганистане я уже осваивал медицину, - долг и служба. После возвращения в Москву, я говорил себе: врач тот, кто может сам себе поставить диагноз. И я пытался ставить себе диагнозы», - вспоминает Вилли и легко улыбается, - «а потом оставил это занятие. Люди на Земле - все разные. Я - такой, какой есть. И ничего с этим не поделаешь. Никакая это не болезнь, а просто образ, стиль, если хотите, - дыхание жизни». Он говорит легко и свободно так, будто не его обвиняли и обвиняют в… бесовстве, в служении Дьяволу. И угрожали и угрожают расправой. Если кто-то думает, что средневековое мракобесие - это глава в учебнике истории, то ошибается. Вилли Мельников знает, что называется, на собственной шкуре, что значит религиозное мракобесие сегодня, вокруг нас. И хотя его приглашают на различные международные и российские конференции, о нем снимают документальные фильмы, пишут статьи; берут интервью, приглашают на различные телеканалы, он знает «изнанку» жизни человека с феноменальными способностями. Феноменальное одиночество.
В 2004 году он снимался в художественном фильме «Мир меня не поймал» о великом философе 18 века Григории Сковороде. И сам живет, будто он - украинский странствующий философ, - «мир меня ловил, но не поймал» скажет он так же когда-нибудь. А пока легко и свободно идет по улицам Москвы и, как ребенок, оглядывается по сторонам и изумляется архитектуре особняков, незнакомым закоулкам, перекресткам и переездам. Легко и свободно общается с людьми, рассказывает, советует, помогает.
Мы шли с ним поздним вечером горбоносыми столичными закоулками, и я рассказывал ему о своей семье, о детях, о планах. Вилли улыбался в ответ, кивал головой, радовался, а потом отвернулся. Несколько минут мы шли молча. И вдруг в густом синем воздухе, изрезанном светом фонарей, Вильфрид Сторквист вздохнул, и с каким-то легким надрывом выпалил: «А у меня никого нет. Никого. Я же совершенно один. Совершенно». Повернулся ко мне, и трогательно улыбнулся.
И через мгновение нырнул под землю.
В метро.
ОНЛАЙН-КОНФЕРЕНЦИЯ С ВИЛЛИ МЕЛЬНИКОВЫМ
Смешное слово «полиглот» у меня всегда ассоциировалось с «обжорой». Впрочем, во многом это и есть не то языковое обжорство, не то лингвистическая наркомания: чем большим количеством языков овладеваешь (а если точнее — они овладевают тобой), тем дальше хочется исследовать ещё неведомые тебе, — срабатывает эффект недостижимой линии горизонта. А по оценкам специалистов, на планете Земля — около трёх с половиною тысяч языков и диалектов. Поэтому я, владея лишь девяносто семью из них (включая пригоршню древних), сожалею о краткости жизни и недоумеваю над действиями «Горца» Дункана МакЛауда, который всё своё многосотлетнее существование посвятил отрубанию голов своих собратьев по несчастью!.. Кстати, мне нередко приходится встречать сомнения в моей человеческой природе: мне объявляют, что полиглотство — это не дар Божий, а гостинец сатаны! Так что реальное Средневековье в сознании людей и не думает кончаться…
Как мне это удалось? Для меня самого здесь начинается территория загадок: ведь навскидку кажется, что полиглотство пришло ниоткуда. Хотя стартовые ступени всё-таки были. В четырёхлетнем возрасте я увлёкся энтомологией, а поскольку названия насекомых нужно было знать как по-русски, так и по-латыни, то с последней всё и началось.
Классу к шестому в моём багаже присутствовали немецкий и скандинавские языки, включая древние рунические типы письменности. Просыпался интерес к романской, кельтской группам, магнитами замаячили языки Востока и североамериканских индейцев… Но в школе моя половина класса изучала английский, а он-то мне как раз и не давался. Так что переходный экзамен в конце восьмого класса я отвечал учительнице немецкого, а «англичанка» сидела рядом и, кажется, ревновала…
Сразу после десятого класса я поступил в Московскую ветеринарную академию. Моими однокурсниками стали ребята из африканских стран, оказавшиеся открытыми и благодарными собеседниками. Они были польщены, встретив мой интерес в отношении их племенных наречий. Так в мой мир вселились языки суахили, мандэ, зулушу, эве, йоруба, мванга, хтачингу, догон… А учившиеся на других факультетах аргентинцы и чилийцы снабжали меня экзотическими языками южноамериканских народов.
Дома же я вертел ручку настройки радиоприёмника «Океан» и «висел на языках» дикторов радиостанций всего мира, вслушиваясь в произношение и интонацию. Но студенческую эпоху сменила донельзя контрастная ей армейская — меня призвали на срочную службу солдатом Советской армии. Моя часть базировалась в Туркмении, но долго пробыть там мне не довелось: возглавлявшему особый отдел этой ракетной бригады полковнику показалось подозрительным моё знание нескольких языков (тогда ещё шести). Мне был предложен ультиматум: сознаться, у каких иностранных разведок я в услужении. И когда до меня дошла вся серьёзность происходящего абсурда, сочувствовавшие офицеры части посоветовали подать рапорт о переводе в действующую Сороковую армию. Так я оказался участником войны в Афганистане (1984-85 гг.). Но мне всегда казалось, что главным принципом выживания в самой безнадёжной ситуации должно стать умение приручить эту ситуацию, заставив её работать на себя. И я начал впитывать речь обитающих в этой стране народов. И когда в начале января 1986-го я, сойдя с поезда «Ашхабад-Москва», поздоровался с родным городом на пяти новоприобретённых языках, то нацелившийся было на меня военный патруль почему-то раздумал ко мне подходить…
Осмелюсь заявить — неспособных к языкам нет ! Есть лишь те, кто в силу неких досадных причин не успел ещё осознать то многомерье и разноокрасье жизни, которые она получает в дар от языков, одновременно сбрасывая с себя стереотипы, банальности и скуку. Основная моя языкопознавательная волна родилась в те годы, когда различные словари и курсы языков свободно лежали в словарных отделах «букинистов» и стоили копейки. А к началу языкового бума (в конце перестройки) моя лингвистическая коллекция продолжала пополняться уже через живых носителей: появились приятели в большинстве стран мира. Среди них люди, подарившие мне свои родные языки, многие из которых изолированные, то есть не имеющие родственных себе. Это, например, языки японских айнов, бирманских гэрулау, вьетнамских руккьюм, каталонских басков, британских пиктов, карибских гуанчи, австралийских калкадунов, аргентинских рдеогг-семфанг, сибирских юкагиров, камчатских ительменов, филиппинских икшью, калифорнийских хопи, канадских тлинкитов или индейцев-шайеннов из североамериканского штата Вайоминг… Не говорю уже о таких «Вавилонах», как Африка, Индия или Кавказ! Само по себе полиглотство настолько ошарашивает людей, вызывая зачастую далеко не доброжелательную реакцию, что мало кому приходит в голову поинтересоваться о механизме самого феномена — не то дара, не то проклятия, заложником которого я стал. Моим собеседникам становится не до того, чтобы взглянуть, что же я делаю из всех моих языков? А ведь в этом — один из ключей к многоязычию! Прежде всего, мой главный критерий знания языка — писать на нём поэтические тексты, думать на нём в зависимости от ситуации и настроения. Я привык относиться к любому языку двояко: с одной стороны, он — живое существо, мой старший брат по разуму; а с другой — это стройматериал для создания моего авторского арт-пространства. И даже тот, кто привык считать себя человеком не творческим (условия жизни и/или род занятий к творчеству якобы не располагают), непременно откроет для себя огромный психотерапевтический потенциал языковых ландшафтов, будто всмотревшись в мир сквозь фасеточный глаз стрекозы.
Случалось, что жизнь навязывала мне экзотические обстоятельства совсем не радужного свойства, но они оборачивались трамплинами в языкознание и другие ниши человеческого интеллекта. Самый жёсткий из таких случаев — моя афганская контузия взрывною волной от разорвавшейся рядом мины. Несколько моих однополчан при этом погибли, а сам я, пройдя через клиническую смерть, вернулся из запредельности с перекроенным восприятием окружающего. Контузия долго мешала мне жить уже после войны, но мне удалось перепрыгнуть чрез неё, погружаясь во взаимоконтрастные области знаний и становясь в этом смысле многостаночником (или как я привык про себя говорить, мультименталистом). И жизнь на стыке таких разностей — ещё один ключ к полиглотству: как в физике между плюсом и минусом возникает электрический ток, так и при путешествиях между далёкими друг от друга сферами знаний также проскакивает некое подобие искры зажигания, заводящая мотор полиглотства. Но этот двигатель, в отличие от автомобильного, не только перерабатывает топливо, но и рождает своё, принципиально новое. Одним из вариантов последнего у меня стал литературный стиль неологизмов, слов-образов-кентавров, который я назвал «муфтолингва». Скажем, поговорка «долг платежом красен» будет в данном стиле звучать так: «Задолжадность возвращедростью красна!». Или — о песне: «Мерзлятся, медитая, льдинозавры…». А вот — предостережение: «Не всякая заглядевушка сможет стать головокруженщиной, а тем более дожить до неувядамы!..».
В моём арсенале есть немало языков, которые я освоил только для того, чтобы читать любимых авторов в оригинале. А поскольку поэзия изначально непереводима, то Артюра Рэмбо по-настоящему стоит читать лишь по-французски, Данте — по-итальянски, Сэй-Сёнагон — по-японски, Хайяма — на фарси, Библию — на древнееврейском и греческом…
Общая ошибка приступающих к новому для них языку — стремление зазубривать как можно больше слов, не задумываясь над идиоматикой и фразеологией языка. А ведь в них — его душа! Например, русской идиоме «после дождичка в четверг» соответствуют: в немецком — «когда собаки залают хвостами», в тибетском — «когда скалы станут мягче облаков», в бенгальском — «когда обезьяна поклонится брахману», а в болгарском — «когда зазнавшаяся свинья в жёлтых шлёпанцах на грушу вскарабкается»! В языке же полинезийцев острова Таити до сих пор бытует оборот «когда Гоген налоги заплатит», родившийся ещё при жизни поселившегося там в конце 19-го века художника Поля Гогена.
Как видите, при таком подходе изучение языков превращается в истинное приключение на других планетах! К тому же у каждой из планет непременно открываешь разномастные спутники. Ими становятся разные варианты одного языка, например общепривычного английского: здесь и его американский вариант со своими особенностями в каждом штате; и новозеландский с австралийским, впитавшие слова и обороты из языков аборигенских племён; и канадский фринглиш; и гавайский пиджэн…
И ещё один секрет: довольно эффективным оказывается изучение двух и более языков параллельно, причём из различных групп (семей). Видимо, здесь проявляется синергизм действия — когда максимальный результат достигается совместным участием контрастов. Наконец, необходимо заметить: освоение языков не должно превращаться в тупую самоцель, когда изучающий с мрачной решимостью всякий раз берётся за книги, словно следуя расписанию некой мазохистской повинности. Так недолго забыть и родной язык! Незнакомая ещё языковая галактика должна стать и вашей советчицей, и исповедницей, и тогда лишь обернётся вашей наставницей и путём к самопознанию, сделав вас неприступными для депрессий и серых будней — или, говоря на муфтолингве, «действисельности и повседнервности».
