ГЛАВА ВТОРАЯ. Деятельность Годунова. - Учреждение в России патриаршества. - Шуйские и другие бояре действуют с Годуновым заодно. - Опасения их касательно воцарения Дмитрия Угличского. - Убиение Дмитрия. - Стремление Годунова к престолу. - Пожар в Москве. - Нашествие

Князья Шуйские – вторая по старшинству линия Рюрикова рода после московских князей. Этот знатнейший род на протяжении XVI в. находился у подножия трона, и в начале XVII столетия его представитель достиг царского трона, но не сумел удержаться на нем. В XVI в. Шуйские были наиболее влиятельным и знатным родом Московского государства, однако события Смутного времени сломили его.

Предком Шуйских был брат Александра Невского, Андрей Ярославич. Он в числе первых на Руси выступил против владычества Орды, но потерпел поражение и был вынужден смириться с тем, что великое княжение перешло к его знаменитому брату, придерживавшемуся политики непротивления Орде.

Потомки Андрея Ярославича княжили в Суздале и Нижнем Новгороде. В XIV в. суздальско-нижегородские князья, Константин Васильевич и его сын Дмитрий Константинович, были опасными соперниками московских князей в борьбе за великое княжение. В 1360 г. Дмитрий Константинович Нижегородский, пользуясь тем, что московский князь Дмитрий Иванович (будущий знаменитый победитель Мамая на Куликовом поле) был еще ребенком, получил в Орде ярлык на великое княжение и занял престол во Владимире. Однако спустя несколько лет московские бояре изгнали князя из стольного града и добыли для Дмитрия Московского великокняжеский ярлык. Дмитрий Константинович смирился с потерей, выдал свою дочь за московского князя и на долгие годы стал его союзником в борьбе против Орды. Ответные военные походы ордынцев разорили Суздальско-Нижегородское княжество, и Дмитрий Константинович отказался от политики противостояния Орде. В 1382 г. он открыто предал прежний союз. Сыновья Дмитрия Константиновича, князья Василий и Семен, сопровождали войско хана Тохтамыша, наступавшего на Москву, и уговорили москвичей отворить ворота крепости (самого Дмитрия Донского тогда не было в городе). Князья клялись, что Тохтамыш не причинит вреда горожанам, и даже поцеловали крест в знак искренности своей клятвы. Москвичи поверили родичам своей княгини и открыли ворота. Татары ворвались в Москву, подвергли ее страшному разгрому и сожгли.

Измена Дмитрия Нижегородского не повлекла за собой войны между нижегородцами и москвичами, видимо, у Дмитрия Донского не было достаточно сил, чтобы воевать против тестя. Однако преемник Донского – Василий I – поквитался с Нижним Новгородом за разорение Москвы. В 1391 г. он получил в Орде ярлык на Суздальско-Нижегородское княжество и присоединил его к своим владениям. Сыновья и внуки Дмитрия Константиновича вплоть до первой четверти XV в. пытались бороться за возвращение своего удела, опираясь при этом на войска Орды, однако потерпели поражение.

В это время небольшой Шуйский удел (центр в городе Шуе, ныне – в составе Ивановской области) еще сохранялся. Родоначальником удельных князей Шуйских был Юрий Васильевич, внук Дмитрия Константиновича. Однако в середине XV в. жизнь в крошечном уделе перестала удовлетворять его правителей. Князь Василий Васильевич Шуйский, по прозвищу Гребенка, служил Великому Новгороду. Его родственники, князья Василий и Федор Юрьевичи (сыновья первого князя Шуйского), вступили в союз со злейшим врагом великого князя Василия II Васильевича – Дмитрием Шемякой и подписали с ним договор, согласно которому в случае, если Шемяка займет московский престол, то Суздальско-Нижегородское княжество будет восстановлено и перейдет к братьям Шуйским. Однако этот договор остался только на бумаге. В 1450 г. Шемяка потерпел сокрушительное поражение от Василия II и покинул Галич, князь Василий Юрьевич вскоре умер, а князь Федор принес свои «вины» Василию II. Не было успешным и противостояние Москве князя Василия Гребенки Шуйского. В 1456 г. он возглавлял новгородское войско в сражении с москвичами. Новгородцы были разбиты, а раненого князя Шуйского, едва живого, вывезли с поля боя.

При Иване III Шуйские переходят на государеву службу и занимают одно из первых мест. В Русско-литовской войне начала XVI в. прославился князь Василий Васильевич Шуйский, по прозвищу Немой. Он участвовал во многих походах на Литву, а после взятия Смоленска в 1514 г. был оставлен в нем воеводой. Князь Василий Немой раскрыл заговор, имевший целью передать Смоленск Литве, и, захватив заговорщиков, велел их повесить на виду у подступившего к городу литовского войска.

В малолетство Ивана IV князь Василий Васильевич был главой деятельной боярской партии, боровшейся за власть. Ему удалось устранить соперников и стать правителем государства. В довершение князь женился на двоюродной сестре Ивана IV – Анастасии – дочери крещеного татарского «царевича» Петра и сестры Василия III княжны Евдокии Ивановны. Он получил титул московского наместника и занял кремлевский двор князя Андрея Старицкого, покойного брата Василия III. Но в 1538 г. смерть сразила престарелого князя Василия Васильевича.

Брат Немого, князь Иван Васильевич, занял его место, но в борьбе против князей Бельских не сумел удержаться и был выслан из Москвы на воеводство во Владимир. Тем временем в Москве сторонники Шуйских подготовили заговор против Бельских. Князь Иван Васильевич ночью прискакал в Москву (3 января 1542) и взял власть в свои руки. Глава правительства князь И. Ф. Бельский попал в тюрьму, где был убит, его сторонники также отправлены в тюрьмы. Митрополита Иоасафа, поддерживавшего Бельских, заговорщики чуть не убили и сослали в Кирилло-Белозерский монастырь, а на его место поставили новгородского архиепископа Макария. Новгородцы вообще поддерживали Шуйских, памятуя о том, что один из них был последним воеводой вольного Новгорода.

Впоследствии Иван Грозный с горечью вспоминал о времени своего сиротства. Бояре, по воспоминаниям царя, оказывая ему внешний почет и уважение, на деле не заботились о нем и его брате. Младший брат Ивана – глухонемой Юрий – не мог быть ему хорошим товарищем. Мальчик чувствовал себя заброшенным.

Особую ненависть Грозного вызывал Иван Шуйский. В первом послании к Андрею Курбскому Иван IV вспоминал картину из своего детства: «Бывало, играем мы, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем на постель отца нашего и положив ногу на стул, а на нас и не взглянет – ни как родитель, ни как опекун, ни уж совсем как раб на господ…» Венценосных детей, вспоминал Грозный, содержали «как убогих слуг». По словам царя, дети великого князя даже голодали.

Торжество князя Ивана Шуйского было кратковременным: в мае 1542 г. он скончался, и правительство возглавили его родственники, князья Иван и Андрей Михайловичи Шуйские, и князь Федор Иванович Скопин-Шуйский. Первенствовал между ними князь Андрей Михайлович, носивший прозвище Частокол. Ранее он прославился своей жестокостью и корыстолюбием, когда был наместником в Пскове (1539–1540). Псковский летописец сообщает, что «мастеровые люди все делали для него даром, а большие люди подавали ему дары…» Жители псковских пригородов опасались ездить в Псков, дабы не попасться на глаза наместнику, а игумены из монастырей «убежали в Новгород». «Были наместники во Пскове, – заключает летописец, – свирепыми, яко львы, и люди их, яко звери дивные до крестьян».

Пока бояре враждовали друг с другом и расхищали государственную казну, юный Иван IV подрастал. Свою обиду и злость мальчик начал вымещать на бессловесных тварях. По словам бывшего друга, а затем идейного противника царя князя Андрея Курбского, юный Иван IV сбрасывал с крыш высоких теремов кошек и собак. Когда же он подрос, то начал скидывать и людей. С компанией сверстников юный великий князь скакал по площадям и рынкам на конях и начинал избивать встреченных ему по дороге горожан. Бояре одобряли жестокие забавы маленького государя, говоря: «О храбр будет сей царь и мужествен!»

Дворцовая борьба сопровождалась насилием, которое наблюдал и малолетний великий князь. Иван Васильевич был умен и сметлив, насилие глубоко впиталось в его сознание еще с детского возраста. В 13 лет он вынес свой первый смертный приговор, приказав убить главу боярской партии Шуйских – князя Андрея Михайловича Шуйского (1543). С тех пор, как пишет летопись, «начали бояре бояться, от государя иметь страх и послушание».

Убив в начале своего правления князя Андрея Шуйского, Иван Грозный как будто исчерпал свою ненависть к этому роду. В дальнейшем, даже в годы опричнины, ни один из представителей семьи Шуйских не был казнен. Правда, в феврале 1565 г. в числе первых жертв опричного террора были обезглавлены боярин князь Александр Борисович Горбатый-Суздальский, прославленный воевода, отличившийся при взятии Казани, и его сын Петр – родственники князей Шуйских. Однако сами Шуйские были в доверии у царя.

Сын правителя князя Ивана Васильевича – князь Петр Иванович – участвовал в Казанском взятии 1552 г., покорял марийские и удмуртские земли, в Ливонской войне взял Дерпт, Мариенбург и другие города. В 1564 г. военное счастье изменило князю Петру Ивановичу – в битве с гетманом Радзивиллом он был разбит, потерял коня и пешком пришел в соседнюю деревню. Литовские крестьяне, узнав русского воеводу, ограбили его и утопили в колодце. Тело Шуйского было погребено гетманом Радзивиллом в Виленском костеле, рядом с прахом великой княгини литовской Елены Ивановны, дочери Ивана III.

В конце 1560-х гг. останки Шуйского стали предметом дипломатической переписки между правительством Ивана Грозного и польско-литовскими «панами». В начале 1569 г. царю «били челом» князья Иван и Никита Петровичи Шуйские о том, чтобы царь позволил обменять тело их отца на тело жены литовского воеводы Станислава Довойны, умершей в русском плену и похороненной в Москве. Договоренность об этом была почти достигнута, но воспротивился виленский воевода, враг Довойны, и прах князя Шуйского так и остался на чужбине.

Сын князя П. И. Шуйского князь Никита погиб в 1571 г. Во время набега Девлет-Гирея на Москву татары подожгли город. В Москве начался страшный пожар. Население было охвачено паникой и бросилось из Кремля и Китай-города по Живому (наплавному мосту) через Москву-реку. В этой давке князь Никита попытался пробиться, но один из холопов князя Татева всадил в него нож, и князь умер от раны.

Старший брат князя Н. П. Шуйского князь Иван Петрович прославился героической обороной Пскова от войск польского короля Стефана Батория. Вместе со своим родичем князем Василием Федоровичем Скопиным-Шуйским князь Иван Петрович был отправлен в Псков, к которому в августе 1580 г. подошла армия польского короля. Героическая оборона Пскова продолжалась пять месяцев. Защитники города выдерживали жестокий огонь неприятельской артиллерии и сами активно обстреливали королевский лагерь из пушек, отражали приступы и уничтожали подкопы. Осаждавшие захватили одну из башен города – Свиную, – но псковские пушкари ударили по ней из знаменитой огромной пушки, носившей имя Барс, и взорвали ее. Телами поляков и литовцев, вперемешку с остатками башни и стен, наполнился доверху ров псковской крепости. Потеряв пять тысяч человек убитыми, король был вынужден отказаться от захвата Пскова. 1 декабря он покинул лагерь, поручив продолжать осаду гетману Яну Замойскому, но боевые действия велись вяло. Неудача под Псковом тяжело отразилась на военных и материальных ресурсах Речи Посполитой, и вскоре был заключен мир.

В начале правления царя Федора Ивановича князь Иван Петрович Шуйский вошел в регентский совет при государе. Он стал главой партии противников Бориса Годунова. Шуйские собирались нанести удар по основной опоре влияния Годунова: в 1586 г. Шуйские, заручившись поддержкой митрополита Дионисия и епископа крутицкого Варлаама, обратились к царю с тем, чтобы он, «чадородия ради», постриг свою жену Ирину Годунову в монахини, а сам вступил бы во второй брак. На стороне Шуйских выступили и видные московские купцы. Но Борису удалось одолеть своих противников. Вскоре митрополит Дионисий был отстранен от престола, князь Иван Петрович Шуйский и его родственники – братья князья Андрей, Василий, Александр, Дмитрий и Иван Ивановичи Шуйские – сосланы, а московские купцы Нагай и Голуб «с товарищи» казнены. В ссылке И. П. Шуйский и А. И. Шуйский были убиты своими приставами, первый – в 1588 г., а второй – в 1589 г.

После смерти князя Ивана Петровича главой рода стал князь Василий Иванович, внук казненного Андрея Частокола. Впервые он упоминается в источниках в 1574 г., когда был в числе голов в государевом полку в походе Ивана Грозного против крымцев. В 1580 г. князь Василий был дружкой царя на его свадьбе с Марией Нагой. Согласно некоторым известиям, Василий Шуйский, еще при Иване Грозном, обнаружил честолюбивые стремления относительно престола. Впрочем, это известие вполне может быть навеяно последующими событиями. В 1584 г. князь получил боярство, затем, вместе с другими Шуйскими, попал в опалу, потерпев поражение в придворной борьбе с Годуновым.

Борис Годунов опасался Шуйского, ему и главе Боярской думы князю Ф. И. Мстиславскому было запрещено жениться с тем, чтобы их род пресекся. Но в 1591 г. князь Василий был назначен главой следственной комиссии, посланной в Углич для расследования дела о смерти царевича Дмитрия, и он возвратился с решением, выгодным для Годунова: царевич «самозаклался» из-за небрежения Нагих. Брак князя Дмитрия Шуйского, брата Василия и Екатерины Григорьевны Скуратовой-Бельской, свояченицы царя Бориса и дочери Малюты Скуратова, укрепил союз Годунова с Шуйским.

Когда появились первые слухи о самозванце, принявшем имя «царевича Дмитрия Угличского», князю Василию Шуйскому пришлось для успокоения москвичей выходить на Лобное место и торжественно заверять и клясться в том, что царевич погиб в результате несчастного случая. Это не помешало ему потом вместе с другими боярами признать царское происхождение Лжедмитрия I. Вскоре после этого он стал душою заговора против самозванца и говорил, что новый царь – самозванец, а царевич Дмитрий убит по приказу Годунова. Таким образом, князю Василию приходилось, согласуясь с обстоятельствами, трижды менять свою точку зрения на судьбу и гибель царевича Дмитрия. Вряд ли его следует винить в этом, Василий Шуйский действовал так же, как и другие бояре, вовсе не стремившиеся к подвигам во имя истины.

Через два дня после убийства самозванца бояре – участники переворота – провозгласили царем князя Василия Ивановича Шуйского. Несомненно, Василий Шуйский имел гораздо больше прав на престол, нежели Борис Годунов и уж тем более безродный самозванец Гришка Отрепьев. Если рассматривать династическую ситуацию конца XVI в. с точки зрения традиционного княжеского права Древней Руси, то вслед за пресечением рода московских князей трон уже в 1598 г. должен был перейти к следующей по старшинству линии князей Шуйских. Однако в Смутное время действовали уже иные факторы.

Современники отмечают, что избрание нового царя не было делом всего народа, а результатом сговора узкой группы лиц. Троицкий келарь Авраамий Палицын пишет, что после провозглашения Василия Шуйского царем вся Россия «устроилась… в двоемыслии; одни любили его, другие же ненавидели».

Свое правление Василий Шуйский начал с обнародования уникального документа – Крестоцеловальной записи, которая гарантировала подданным царя соблюдение их прав – справедливый суд и предотвращение несправедливых ссылок и казней. «Василий Шуйский превращался из государя холопов в правомерного царя подданных, правящего по законам» – так оценивал значение этого документа великий русский историк В. О. Ключевский. Крестоцеловальная запись могла бы изменить весь политический облик государства, однако эти обещания были лишь декларацией. Василий Шуйский создал при своем дворе атмосферу подозрительности и доносительства, часто нарушал Крестоцеловальную запись, ссылая, отправляя в тюрьмы и подвергая казням без справедливого суда и следствия. За царем прочно утвердилась слава человека бесчестного и склонного к интриге и обману.

Раскрывает атмосферу доносительства и неправого суда, процветавшего при Шуйском, донос на сторонников Василия Шуйского, поданный королевичу Владиславу. Согласно доносу, думный дворянин В. Б. Сукин «сидел в Челобитной избе и людей втайне сажал в воду (т. е. топил) по Шуйского веленью и сам замышлял»; стольник В. И. Бутурлин – «и на отца родного доводил»; стольники князья Г. Ф. Хворостинин, А. П. Львов, И. М. Одоевский и другие названы «шептунами». Подтверждается этим документом и известие о пристрастии Шуйского к колдунам: спальник И. В. Измайлов, наиболее близкий к царю человек, «был у Шуйского у чародеев и кореньщиков», т. е. приглядывал за чародеями и знатоками волшебных и ядовитых трав и кореньев.

Современникам казалось, что именно в нарушении Шуйским своей присяги скрывается причина бедствий, постигших Русское государство при этом государе. Другие думали, что причиной наступивших смут является поспешное возведение Шуйского на трон узким кругом сторонников, без участия «всей земли», т. е. всего населения страны. Как бы то ни было, в первые месяцы после смерти Лжедмитрия I его призрак обрел силу и значение, вновь стал знаменем для недовольных и мятежников. Царь Василий Шуйский принял все меры для того, чтобы предотвратить развитие самозванческой авантюры: обезображенный труп Лжедмитрия, три дня пролежавший на площади, был брошен в скудельницу, а затем сожжен и прах забили в пушку и выстрелили из нее в сторону Польши. В то же время царевич Дмитрий был признан святым мучеником, убитым по приказу злодея – Бориса Годунова. Но это не помогло.

На окраинах государства начались восстания против царя. Имя «царя Дмитрия», чудесным образом вновь восставшего из мертвых, стало знаменем, объединившим всех недовольных воцарением боярского государя. Вскоре появился и вождь – бывший боевой холоп Иван Болотников, принявший имя воеводы «царя Дмитрия».

Успехи Болотникова впечатляют. Через несколько месяцев он стоял уже под стенами Москвы и угрожал царскому войску, обессиленному дезертирством и плохим командованием. Но счастье оказалось на стороне Шуйского. В мятежной армии произошел раскол, и вожди рязанского дворянского ополчения, составлявшего значительную часть восставших, Истома Пашков и Прокофий Ляпунов, во время решающих сражений под Москвой перешли на сторону царя. Болотников был разбит и отступил к Калуге, откуда перешел в Тулу. Царь Василий проявил мудрость и стремление к примирению – сложившие оружие казаки Болотникова были приняты на государеву службу и получили жалованье. Но «воры», взятые в плен в бою, были утоплены. Осадой Болотникова в Туле руководил сам царь. Мятежники отчаянно оборонялись, нанося значительный урон вражеской армии, но через несколько месяцев осады в городе начала сказываться нехватка съестных припасов, а затем наступил голод. «Жители поедали собак, кошек, падаль на улицах, бычьи и коровьи шкуры», – пишет участник тульской обороны К. Буссов. По совету муромского дворянина Фомы Кравкова осаждавшие преградили течение реки Упы, и Тулу стала заливать вода.

Положение болотниковцев стало отчаянным, вода залила остатки съестных припасов, началось дезертирство и возмущение против руководителей обороны – Болотникова и его союзников. Защитники крепости вынудили Болотникова вступить в переговоры с Шуйским и капитулировать. Царь обещал вождям восставших неприкосновенность, но не сдержал своего слова – все они были казнены.

Едва очаг смуты, полыхавший в Туле, был с большим трудом затушен, как пламя мятежа разгорелось на окраинах государства. Терские казаки, создавшие Лжепетра, выдвинули нового самозванца – «царевича Ивана-Августа», «сына» Ивана Грозного от брака с Анной Колтовской. Этому самозванцу покорились Астрахань и все Нижнее Поволжье. Вслед за ним появился «внук» Грозного, «сын» царевича Ивана Ивановича «царевич Лаврентий». В казачьих станицах самозванцы росли как грибы: явились «дети» царя Федора – «царевичи» Симеон, Савелий, Василий, Клементий, Ерошка, Гаврилка, Мартынка. Но главную опасность представлял появившийся в Литве зимой 1607 г. новый «царь Димитрий», вошедший в историю как Лжедмитрий II, или Тушинский Вор.

Самозванец выступил в поход в сентябре 1607 г. и двинулся на помощь осажденной Туле. В день ее капитуляции он находился уже в Козельске, но успел оказать помощь осажденным и в страхе перед царским войском бежал на Северщину. Весною 1608 г. самозванец выступил в поход на Москву. Главнокомандующим армии из казаков, поляков и уцелевших болотниковцев стал литовский магнат князь Роман Рожинский. Начальствовали над казаками полковник Александр Лисовский и атаман Иван Заруцкий. Разбив под Болховом армию, которой командовал брат царя боярин Дмитрий Шуйский, самозванец подошел к Москве и стал лагерем в Тушине, от чего и получил от современников прозвание Тушинского Вора.

Началось длительное противостояние между Лжедмитрием II и Василием Шуйским. Москва оказалась в кольце осады, правда, не сомкнутом. Между враждующими лагерями происходили жестокие бои, но далеко не все москвичи проявляли желание умирать за царя Василия. Из Москвы в Тушино начали перебегать князья, стольники, служилые люди, дьяки.

Царь Василий пытался остановить измену. Он предложил служилым людям либо оставаться в Москве и целовать крест в знак своей верности, либо честно оставить осажденный город и перейти в Тушино, но не бежать обманом. Многие изъявили желание умереть за царя, но уже на другой день некоторые из клявшихся быть верными Шуйскому отъехали в Тушино. Попытка сплотить служилое сословие оказалась неудачной. В то же время на стороне Шуйского активно выступал патриарх Гермоген, рассылавший по городам грамоты с призывами служить истинному царю и не уклоняться на вражескую прелесть. Пока Тушинский Вор стоял под Москвой, его войска грабили страну, совершая дальние походы на северо-восток. На сторону самозванца перешли или были взяты города Переславль, Ярославль, Кострома, Вологда, Владимир, Суздаль, Муром, Касимов, Арзамас и другие.

Василий Шуйский обратился за помощью к шведскому королю Карлу IX. В Новгород для переговоров со шведами был послан родственник царя – молодой князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский (сын князя Василия Федоровича, руководившего псковской обороной наряду с князем И. П. Шуйским), успевший к тому времени проявить себя как талантливый воевода. Ему удалось привлечь на русскую службу наемную армию в 15 тысяч шведов, немцев, шотландцев и других выходцев из Западной Европы и собрать в северных областях русское ополчение в 3 тысячи человек.

10 мая 1609 г. он двинулся из Новгорода «на очищение Московского государства». Но перед этим посланные Скопиным-Шуйским воеводы сумели отбить у тушинцев Вологду, Ярославль и некоторые другие северные города. В нескольких боях Скопин-Шуйский разбил главные силы Тушинского Вора. По пути следования Скопина-Шуйского к Москве его армия пополнялась отрядами из освобожденных городов. Тушинский гетман Ян Петр Сапега, опасаясь наступающего русского войска, снял осаду с Троице-Сергиевого монастыря, в жестоких боях и штурмах длившуюся почти четыре месяца.

12 марта 1610 г. князь М. В. Скопин-Шуйский вступил в Москву и был встречен ликующим народом. Но среди торжествующей толпы сердце одного человека наполнялось злобой и ненавистью. Это был князь Дмитрий Иванович Шуйский – брат царя и бесталанный воевода, проигравший множество сражений. Он обоснованно опасался молодого воеводы – в случае смерти бездетного царя Василия князь Дмитрий должен был занять трон, но огромная популярность Скопина-Шуйского внушала царскому брату опасение, что народ провозгласит его наследником, а затем и царем. Некоторые источники свидетельствуют, что и сам царь Василий опасался Скопина-Шуйского.

Подробно излагает дальнейшие трагические события «Писание о преставлении и погребении князя Скопина-Шуйского», согласно которому, на крестинах княжича Алексея Воротынского крестная мать – «злодеянница» княгиня Екатерина Шуйская (как уже говорилось выше, она была дочерью Малюты Скуратова) – поднесла своему куму – князю М. В. Скопину-Шуйскому – чашу с ядом. Молодой полководец проболел несколько дней и скончался 23 апреля 1610 г. С плачем и криками толпы народа проводили тело князя на погребение в царскую усыпальницу – Архангельский собор. Царя, и прежде не пользовавшегося особой любовью, со смертью Скопина-Шуйского стали ненавидеть как виновника его гибели.

Тушинский стан со смертью Скопина-Шуйского ободрился. Но Лжедмитрий II, как и Василий Шуйский, чувствовал себя неуютно в своей «столице». В сентябре 1609 г. король Сигизмунд III объявил войну России, заключившей союз с его злейшим врагом и племянником – шведским королем Карлом IX, лишившим Сигизмунда шведского трона. 1 октября король появился под стенами Смоленска, и началась героическая оборона этого города, которую возглавлял боярин Михаил Борисович Шеин.

Постепенно среди поляков, окружавших самозванца, возник план: передать его в руки короля, а самим выступить на стороне Сигизмунда III и добыть ему или его сыну Владиславу московскую корону. Поляки и некоторые русские тушинцы вступили в переговоры с королем. Самозванец подвергся домашнему аресту, но сумел бежать из Тушина в Калугу, где вновь привлек к себе множество сторонников – казаков, русских и часть поляков – и повел войну уже с двумя государями: царем Василием и королем Сигизмундом. Тушинский стан опустел, сторонники короля уехали к нему под Смоленск, а сторонники самозванца – в Калугу.

Василий Шуйский отправил против поляков князя Д. И. Шуйского и иноземных наемников во главе с шведским полководцем графом Я. Делагарди. 24 июня Дмитрий Шуйский был разбит в битве с польским гетманом С. Жолкевским у села Клушина под Можайском. Причиной поражения была измена иноземных наемников, которым Дмитрий Шуйский не захотел выплатить жалованье, отговариваясь отсутствием денег. Клушинское поражение решило судьбу Василия Шуйского. 17 июля в Москве начались волнения. Согласно летописи, московские «воры» сговорились со сторонниками калужского самозванца о том, что они откажутся от Лжедмитрия II: «а мы де все отстанем от московского царя Василия», и все вместе выберем царя. Толпа заговорщиков во главе с Захарием Ляпуновым пришла во дворец, и Ляпунов начал выговаривать царю: «Долго ль за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго не делается в твое правление, сжалься над гибелью нашей, положи посох царский, а мы уже о себе как-нибудь помыслим».

Шуйский уже не в первый раз испытал подобное. В феврале 1609 г. князь Р. Гагарин, Т. В. Грязной, М. А. Молчанов и другие также пытались «ссадить» его с престола, царь мужественно вышел им навстречу, и мятежники бежали. Но на этот раз все было по-иному. Царь отвечал Ляпунову бранью и схватился за нож. Захарий – мужчина высокий и сильный – выкрикнул в ответ: «Не тронь меня, а то как возьму в руки, так и сомну всего!» Заговорщики вывалились из дворца, но не затем, чтобы отступить. За Москвой-рекой, у Серпуховских ворот, собрались толпы народа, и здесь было решено бить челом царю, чтобы оставил престол, потому что из-за него льется кровь христианская. Свояк Шуйского, князь И. М. Воротынский, был послан в качестве парламентера и добился от Шуйского согласия оставить престол, а довольствоваться уделом, состоящим из Нижнего Новгорода.

Обрадованные москвичи бросились к тушинцам требовать, чтобы и те низвергли Лжедмитрия II. Но те лишь посмеялись над ними: «Что вы не помните государева крестного целования, царя своего с царства ссадили, а мы за своего готовы умереть». Патриарх Гермоген пытался воспользоваться этим и потребовал, чтобы царю Василию вернули трон, но зачинщики мятежа не могли смириться с этим. Утром 19 июля они пришли на двор царя Василия и насильно постригли бывшего царя и супругу, царицу Марию Петровну, в монахи. Шуйский не хотел постригаться и не говорил слова отречения от мира, как положено согласно обряду. Заговорщиков это не смутило, вместо царя произнес слова отречения князь Василий Тюфякин. Патриарх Гермоген не признал этого пострижения, а утверждал, что монахом должен быть Тюфякин, но с мнением владыки никто не считался. В Москве установилась Семибоярщина – боярское правление. «Седьмочисленные бояре», опасаясь наступления Лжедмитрия II, поспешили заключить договор с С. Жолкевским о призвании на русский престол польского королевича Владислава. Войско Жолкевского вступило в Москву, а бывший царь Василий, его супруга и братья, Дмитрий и Иван, увезены в Польшу.

Польские источники подробно описывают королевскую аудиенцию, данную Шуйскому в Варшаве 29 октября 1611 г. После речи Жолкевского, восхвалявшего счастье и мужество короля, Шуйский низко поклонился и поцеловал королевскую руку, а братья его били челом до земли.

Однако русские летописи описывают дело совсем по-другому. Согласно одной из них, на требование поклониться королю царь Василий отвечал: «Не подобает московскому царю кланяться королю; то по Божественной воле приведен я в плен; не вашими руками взят, но московскими изменниками, своими рабами был отдан».

Даже в далекой Сибири вспоминали о плене царя Василия и приписывали ему не свойственное мужество и не существовавший подвиг. Царь Василий, согласно Сибирскому летописному своду, отвечал королю: «…Сам ты король поклонись мне, царю московскому, поскольку я глава тебе». Король же разъярился, отослал его в Польшу и там уморил мученической смертью.

Царь Василий провел последние годы жизни в польском плену и скончался в 1612 г. Над его могилой поляки возвели пышную гробницу, украшенную надписями, восхваляющими торжество Речи Посполитой над Московией. Тело Василия Шуйского было выдано русскому послу – князю А. М. Львову – по настоятельному требованию царя Михаила Федоровича в 1635 г. Царский наказ предписывал давать выкуп за тело царя Василия в огромную сумму – до 10 000 рублей, но послам удалось лишь ограничиться богатыми подношениями польским вельможам, и дело было улажено. 10 июня гроб с телом Шуйского, его брата Дмитрия и его жены Екатерины был торжественно встречен на подъезде к Москве, в Дорогомилове. Государь встретил тело у Успенского собора, а на другой день состоялось погребение.

Лишь младший из Шуйских, боярин князь Иван Иванович, возвратился живым из польского плена (1620). На Избирательном соборе его имя называлось в числе возможных кандидатов в цари, однако всерьез кандидатура князя Ивана Шуйского участниками собора не рассматривалась. После правления царя Василия Шуйского, сопровождавшегося многочисленными бедствиями, сторонников у царя из этого рода не было. Правда, уже при царе Алексее Михайловиче в Польше появлялись самозванцы, называвшие себя «царевичами» и детьми Василия Шуйского – Семеном и Иваном. Оба были вытребованы московским правительством – первый попался в Молдавии, второй после долгих странствий оказался в Германии – и казнены. Человек, принявший имя Ивана Шуйского, – беглый подьячий Тимофей Анкудинов – был необыкновенно талантлив и образован для своего времени. Во время заграничных скитаний он выучил несколько языков, знал астрологию и астрономию, писал стихи. Однако это не спасло его от мучительной казни в декабре 1653 г.

Князь Иван Иванович Шуйский не дожил до появления своих мнимых племянников. При царе Михаиле Федоровиче он

руководил Владимирским Судным приказом и скончался в 1638 году, не оставив потомства. Но род Шуйских не пресекся. Согласно польским генеалогическим справочникам, в Польше существовал род князей Шуйских, католиков, происходивший от князя Ивана Дмитриевича, в 1566 г. бежавшего из России в Литву. Возможно, этот род продолжается и ныне.

Псевдоним, под которым пишет политический деятель Владимир Ильич Ульянов. ... В 1907 г. выступал без успеха кандидатом во 2-ю Государственную думу в Петербурге.

Алябьев, Александр Александрович , русский композитор-дилетант. … В романсах А. отразился дух времени. Как и тогдашняя русская литература, они сантиментальны, порою слащавы. Большая их часть написана в миноре. Они почти не отличаются от первых романсов Глинки, но последний шагнул далеко вперед, а А. остался на месте и теперь устарел.

Поганое Идолище (Одолище) - былинный богатырь…

Педрилло (Пьетро-Мира Pedrillo) - известный шут, неаполитанец, в начале царствования Анны Иоанновны прибывший в Петербург для пения ролей буффа и игры на скрипке в придворной итальянской опере.

Даль, Владимир Иванович
Многочисленные повести и рассказы его страдают отсутствием настоящего художественного творчества, глубокого чувства и широкого взгляда на народ и жизнь. Дальше бытовых картинок, схваченных на лету анекдотов, рассказанных своеобразным языком, бойко, живо, с известным юмором, иногда впадающим в манерность и прибауточность, Даль не пошел

Варламов, Александр Егорович
Над теорией музыкальной композиции Варламов, по-видимому, совсем не работал и остался при тех скудных познаниях, которые могли быть вынесены им из капеллы, в те времена совсем не заботившейся об общемузыкальном развитии своих питомцев.

Некрасов Николай Алексеевич
Ни у кого из больших поэтов наших нет такого количества прямо плохих со всех точек зрения стихов; многие стихотворения он сам завещал не включать в собрание его сочинений. Некрасов не выдержан даже в своих шедеврах: и в них вдруг резнет ухо прозаический, вялый стих.

Горький, Максим
По своему происхождению Горький отнюдь не принадлежит к тем отбросам общества, певцом которых он выступил в литературе.

Жихарев Степан Петрович
Его трагедия «Артабан» ни печати, ни сцены не увидела, так как, по мнению князя Шаховского и откровенному отзыву самого автора, была смесью чуши с галиматьей.

Шервуд-Верный Иван Васильевич
«Шервуд, — пишет один современник, — в обществе, даже петербургском, не назывался иначе, как Шервуд скверный… товарищи по военной службе чуждались его и прозвали его собачьим именем «фиделька».

Обольянинов Петр Хрисанфович
…фельдмаршал Каменский публично обозвал его «государственным вором, взяточником, дураком набитым».

Популярные биографии

Петр I Толстой Лев Николаевич Екатерина II Романовы Достоевский Федор Михайлович Ломоносов Михаил Васильевич Александр III Суворов Александр Васильевич

На Руси род угас, но к нему выводил происхождение существующий и в настоящее время польский род Шуйских, не использовавший княжеский титул.

Происхождение рода

Младшие ветви

Шуйскими также называли потомков Симеона, младшего брата Василия Кирдяпы:

• Семён Дмитриевич
  • Василий Семёнович Шуйский
    • Александр Шуйский Глазатый -> Глазатые-Шуйские , Барбашины
    • Иван Шуйский Горбатый -> Горбатые-Шуйские
    • Роман Шуйский
    • Андрей Шуйский Лугвица
    • Борис Шуйский

Младшая ветвь Шуйских менее активно принимала участие в истории страны, и её представители менее известны.

Польская ветвь

Один из представителей старшей ветви, Иван Дмитриевич Губка , около 1536 года бежал в Литву . К нему выводили польский род Шуйских, представители которого не использовали княжеский титул. К данному роду принадлежал, в частности, Юзеф Шуйский (1835-1883) - польский политический деятель, учёный и писатель, ректор Ягеллонского университета , генеральный секретарь Польской академии знаний .

Последний представитель этой ветви по мужской линии - Пётр Шуйский (польск. Piotr Szuyski ) родился в 1943 году .

Некоторые представители

• князь Андрей Михайлович Шуйский Честокол (умер в 1543) - русский государственный деятель.
• Василий Шуйский (умер в 1612) - русский царь c 1606 по 1610.
• князь Василий Васильевич Шуйский Бледный (втор. пол. XV в.) - русский военный и государственный деятель.
• князь Василий Фёдорович Шуйский - сын князя Фёдора Юрьевича Шуйского .
• князь Василий Юрьевич Шуйский (умер в 1448) - сын первого удельного князя шуйского Юрия Васильевича
• князь Дмитрий Иванович Шуйский (умер в 1612) - русский военный деятель Смутного времени. Сын Ивана Андреевича Шуйского.
• князь Иван Андреевич Шуйский (1533-1573) - русский государственный и военный деятель.
• князь Иван Васильевич Шуйский (умер в 1542) - русский военный и государственный деятель.
• князь Иван Васильевич Большой Шуйский Скопа - сын князя Василия Васильевича Шуйского Бледного.
• князь Князь Иван Михайлович Шуйский Плетень (умер в 1559) - русский военный деятель.
• князь Иван Петрович Шуйский (умер в 1587) - русский военный и государственный деятель, сын героя Ливонской войны Петра Ивановича Шуйского.
• князь Михаил Васильевич Шуйский - русский государственный и военный деятель. Сын князя Василия Юрьевича Шуйского.
• князь Пётр Иванович Шуйский (погиб в 1564) - русский военный и государственный деятель, сын Ивана Васильевича Шуйского.
• князь Фёдор Юрьевич Шуйский (умер в 1476) - сын первого удельного князя шуйского Юрия Васильевича.

См. также

Напишите отзыв о статье "Шуйские"

Примечания

Литература

• Долгоруков П. В. Российская родословная книга . - СПб. : Тип. Карла Вингебера, 1854. - Т. 1. - С. 231.
• История родов русского дворянства: В 2 кн. / авт.-сост. П. Н. Петров . - М .: Современник; Лексика, 1991. - Т. 1. - С. 229-232. - 50 000 экз. - ISBN 5-270-01513-7 .
• // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Абрамович Г. В. Князья Шуйские и Российский трон / Г. В. Абрамович(†); Рецензенты: канд. ист. наук В. М. Воробьёв, д-р ист. наук В. М. Панеях , д-р ист. наук Р. Г. Скрынников ; Ленинградский государственный университет . - Л. : Изд-во ЛГУ, 1991. - 192 с. - 50 000 экз. - ISBN 5-288-00605-9 . (обл.)

Отрывок, характеризующий Шуйские

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».
Лакей хотел войти, чтобы убрать что то в зале, но она не пустила его, опять затворив за ним дверь, и продолжала свою прогулку. Она возвратилась в это утро опять к своему любимому состоянию любви к себе и восхищения перед собою. – «Что за прелесть эта Наташа!» сказала она опять про себя словами какого то третьего, собирательного, мужского лица. – «Хороша, голос, молода, и никому она не мешает, оставьте только ее в покое». Но сколько бы ни оставляли ее в покое, она уже не могла быть покойна и тотчас же почувствовала это.
В передней отворилась дверь подъезда, кто то спросил: дома ли? и послышались чьи то шаги. Наташа смотрелась в зеркало, но она не видала себя. Она слушала звуки в передней. Когда она увидала себя, лицо ее было бледно. Это был он. Она это верно знала, хотя чуть слышала звук его голоса из затворенных дверей.
Наташа, бледная и испуганная, вбежала в гостиную.
– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.