Игорь Козырь, капитан 1 ранга запаса, кандидат технических наук, старший научный сотрудник, член президиума РОО "Полярный конвой", пресс-секретарь Морского литературно-художественного фонда им. Виктора Конецкого

23 февраля в Санкт-Петербурге на ледоколе "Красин" в рамках постоянно действующего Семинара по истории судостроения и мореплавания судомоделист Сергей Кухтерин из Тюмени выступил с докладом на тему "Новые материалы по истории освоения Арктики: результаты раскопок Мангазейского городища в 2001 - 2009 гг. и атрибуция судовых деталей". Впервые на основе материалов десятилетних археологических раскопок докладчику удалось реконструировать конструкцию знаменитого поморского коча и выяснить особенности технологии его постройки.

Трудно переоценить роль и значение этого небольшого судна в отечественной истории. Поморы начали строить кочи в XIII веке. На кочах моряки отправлялись на промысел в Белое и Баренцево моря, прокладывали морские пути в Карское, Норвежское и Гренландское моря. Конструкция деревянного судна длиной до 16-18 метров и шириной 5-6 метров оказалась идеальной для плавания во льдах: по форме коч напоминал ореховую скорлупу, и, оказавшись во льду, мог избежать серьезных повреждений, поскольку льдины просто выдавливали его на поверхность.

Именно такую форму позднее выбрал для своего "Фрама" легендарный Фритьоф Нансен. При небольшой осадке и водоизмещении до 80 тонн коч оказался незаменимым транспортным средством русских первопроходцев, освоивших огромную акваторию Северного Ледовитого океана и сибирских рек. В ХVI-ХVII веках промысловики и мореходы доходили по заполярной территории Западной Сибири до устья Енисея, ходили на Новую Землю, на Шпицберген и прибрежные острова Баренцева и Карского морей. Основные морские пути XVI века назывались: "Мангазейский морской ход", "Новоземельский ход", "Енисейский ход", "Ход Груманланский".

"Мангазейский морской ход"

"Мангазейский морской ход" стал одним из самых известных в истории освоения Сибири. Он проходил вдоль побережья Баренцева моря, через пролив Югорский Шар в Карское море к западному берегу полуострова Ямал, где суда перетаскивали через волок. Судя по летописным сведениям, этот путь был освоен поморами не позднее конца XVI века, а в начале следующего столетия Мангазея стала крупнейшим торговым центром Сибири. Для тогдашних искателей приключений пушнина была не менее притягательной, чем серебро и золото, но бесконтрольному промыслу пушного зверя и торговле предприимчивых вымичей, пустозерцев и "многих государевых городов торговых людей" скоро был положен конец: в 1601 году в Мангазее появился царский воевода, а еще через несколько лет здесь уже стояли крепость, кремль и обширный посад. В лучшие времена в этом городе проживало до полутора-двух тысяч человек, не считая вольных промысловиков, "женок беспутных" и опустившихся ярыжек-пропойц.

Ежегодно в Мангазею приходили 25-30 кочей с продовольствием и различными товарами, а отсюда в Россию отправлялось от 100 до 150 тысяч шкур мягкой рухляди: соболей, песцов, лисиц, бобров... Это был настоящий пушной Клондайк, где какой-нибудь беглый крестьянин мог нажить за год целое состояние. Стоимость одной чернобурой лисицы по тем временам составляла от 30 до 80 рублей, а за 20 рублей в России можно было купить 20 десятин земли (то есть чуть больше 20 гектаров), за 10 рублей – прекрасный дом или 5 лошадей…

Золотой век Мангазеи оказался недолгим. Зверя выбили, пушной промысел быстро пошел на убыль, а ужесточение таможенных правил и сопряженное с этим мздоимство местных властей заставили тогдашних предпринимателей перебраться в другие места. В довершение ко всему с 1641 по 1644 год в город не пришло ни одного коча с хлебом: все были разбиты в Обской губе штормами. В Мангазее настал великий голод, жители питались "собачьим костьем", а в 1643 году город почти весь выгорел.

Кроме того, в Москве стали опасаться, что западные мореходы будут плавать до Оби, минуя "корабельное пристанище" в Архангельске, приносившее немалый доход государству. Государевы советники, видно, имея на то свои резоны, полагали, что русские купцы "учнут торговать с немцы, утаясь в Югорском Шару, на Колгуеве, на Канином Носу, и государеве казне в пошлинах истеря будет". В 1619 году Мангазейский морской ход был запрещен правительственным указом. Для торговли с Мангазеей оставался один только речной путь. Поморы писали челобитные: "...из Мангазеи в Русь и в Мангазею с Руси ходить большим морем по-прежнему, чтоб вперед без промыслов не быть..." Но из Москвы пришел "заказ крепкий", что непослушным "...быть казненными злыми смертьми и домы разорити до основания..." В проливе Югорский Шар, на острове Матвеевом и Ямальском волоке была выставлена стража, призванная следить за выполнением указа, а также "...проведывать про немецких людей, чтобы отнюдь в Сибирь, в Мангазею немецкие люди водяным путем и сухими дорогами ходу не приискали..." В 1672 году город Мангазея был упразднен указом Алексея Михайловича, а его роль перешла к Туруханскому зимовью.

Город на килях и форштевнях

Еще во время раскопок, проводившихся в Мангазее в 1968-1969 гг. экспедицией Арктического института под руководством доктора исторических наук, профессора М.И. Белова, были сделаны уникальные находки. Выяснилось, что при сооружении домов и различных бытовых построек широко использовались фрагменты судовых конструкций – от киля до обшивки и рангоута. На одной из досок, обнаруженных при раскопках крепости, можно было увидеть изображение коча с элементами бортового набора и контурами обводов корпуса - своеобразный строительный чертеж того времени.

Изображение коча на куске доски, найденной во время раскопок. Из презентации к докладу Сергея Кухтерина

На основе этих материалов была предпринята первая попытка реконструкции коча. Возобновление раскопок в 2001 году, которые с 2003 года ведутся НПО "Северная археология" под руководством Георгия Визгалова, позволили значительно расширить представление о русских полярных судах и по-новому взглянуть на подходы к реконструкции русских судов XVII века. За десять лет удалось провести раскопки на территории площадью 259 кв. метров и обнаружить остатки 9 жилых построек. Уже во время первого полевого сезона комплексной археологической экспедиции была обнаружена постройка, окладной венец которой выполнен из целого восьмисаженного киля коча. Лес у мангазейцев ценился, и в ход пускалась каждая деталь судна: из кормы строили сени, тяжелый форштевень шел на основу сруба, из мачт делали перекрытия и опорные балки. Удалось обнаружить также примитивные, но вполне работоспособные солнечные часы из дерева, магнитные компасы и обрывки корабельных канатов.

Судомоделист Сергей Кухтерин

Благодаря вечной мерзлоте количество хорошо сохранившихся деревянных фрагментов кочей исчисляется десятками единиц. Наряду с этим обнаружены сотни фрагментов обуви и тканей, детские игрушки, женские украшения, 195 серебряных монет и свыше 30 тысяч археозоологических образцов. Даже Новгород не может похвалиться таким количеством сохранившихся изделий из органических материалов. В результате кропотливой работы, проделанной Сергеем Кухтериным с использованием современных компьютерных технологий, удалось идентифицировать и атрибутировать большинство находок. Кухтерин завершил реконструкцию внешнего облика старинного судна и выявил особенности традиционной технологии его постройки.

Предполагается, что адмиралтейская модель коча появится уже в конце этого года, а материалы экспедиции в ближайшее время будут изданы отдельной монографией.

На пороге новых открытий

По мнению заместителя директора по научной работе ледокола "Красин" Павла Филина, полученные результаты имеют огромное историческое значение и существенно изменяют представления о допетровском периоде отечественного судостроения. Как известно, эпоха Петра нанесла жестокий удар поморскому судостроению. Строительство крупного порта в устье Северной Двины и создание торгового флота по европейским образцам привели к тому, что традиционное судостроение в Поморье потеряло всякое значение в глазах правительства. 28 декабря 1715 года Петр I направил архангельскому вице-губернатору указ, в котором говорилось: "По получении сего указу объявите всем промышленникам, которые ходят на море для промыслов на своих лодьях и кочах, дабы они вместо тех судов делали морские суды галиоты, гукары, каты, флейты, кто из них какие хочет, и для того (пока они новыми морскими судами исправятся) дается им сроку на старых ходить только два года". В ответ на жалобы поморов о том, что "для мореплавания им велят строить речные лодки" Петр разрешил оставить имевшиеся суда – карбасы, соймы, кочи, но строить новые запретил, пригрозив ссылкой на каторгу. Особым актом было запрещено отправлять из Архангельска грузы на судах "прежнего дела".

Тем не менее, несмотря на драконовские меры, здравый смысл восторжествовал, и поморские артели долго еще продолжали строить "староманерные суда", лучше отвечающие условиям плавания в северных водах. И даже в 30-х годах XVIII столетия, после смерти Петра I, во время осуществления задуманной им Великой Северной экспедиции правительство вынуждено было использовать коч как наиболее надежное судно для плавания в условиях Арктики.

Примечательно, что более сложные по устройству и, казалось бы, технически более совершенные суда "немецкого строя" так и не смогли продвинуться к Тихому океану далее западной части Карского моря. Поучительной иллюстрацией достоинств русского судна служат дневниковые записи знаменитого Баренца. Во время очередной попытки открытия северного пути в Азию его корабль оказался затерт во льдах. "Сегодня вверх по реке мимо нас прошло два русских коча, и вниз проплыло купеческое судно. Как они плавают на таких скорлупках?" - писал Баренц в ледовом плену.

Коч, воплотивший в себе весь многолетний опыт поморских мореплавателей, был рожден для великих экспедиций. Именно на кочах Семен Дежнев и Федот Попов совершили плавание от реки Колымы вокруг Чукотского полуострова на реку Анадырь в 1648 году, а затем обогнули крайнюю восточную оконечность Азии и первыми из европейцев оказались в северной части Тихого океана. Тем не менее, традиции судостроения Поморья оказались нарушены и в значительной мере утрачены и забыты.

Для своих дерзких плаваний вдоль северных земель потомки новгородцев поморы непрерывно совершенствовали свои суда. К XVII веку поморские кочи стали несомненно шедеврами русского судостроения, превосходными по своим прочностным и мореходным качествам судами.

Поморские мореходы предъявляли к судам очень жесткие требования, и это понятно: за короткое арктическое лето они должны были преодолеть тысячи миль, причем в условиях сложной ледовой обстановки и сильнейших штормов. Отсюда необыкновенная прочность кочей, высокая маневренность, быстроходность. Документально установлено, что в XVII веке при благоприятных ветрах кочи могли проходить по 70-80 миль в сутки, а некоторые умелые и удачливые мореплаватели выжимали даже по 100-120 миль.

Для сравнения отметим, что английские торговые суда, заходившие в Архангельск, преодолевали в сутки не более 45-55 миль, а голландские фрегаты - 35-40 миль.

К постройке коча поморы относились с исключительной ответственностью; работой руководили опытные «кочевые мастера»-звание, которое обозначало высшую квалификацию кораблестроителя.

История сохранила фамилии знаменитых умельцев, передававших знания и опыт из поколения в поколение, так складывались кланы или династии корабельных мастеров: семьи Дерябиных, Варгасовых, Вайгаче-вых из Холмогор; братья Кулаковы из Архангельска; пинежские жители Антон Пыхунов, Ефим Тарасов...

Строительство кочей велось в Верхотурье, Тобольске, Енисейске, Усть-Куте, причем мастера применяли свой «кочевой» инструмент: по-особому изготовленные сверла, буравчики, тесла, пилы, топоры.

Стоили кочи 200-300 рублей, что по тем временам считалось огромной суммой.

Традиции поморских кораблестроителей оказались настолько сильными, что даже когда царь Петр, великий преобразователь России, запретил под угрозой страшных кар строить «староманерные» суда, поморы, невзирая на запрет, продолжали творить свои кочи. Всемогущий государь оказался бессильным перед вековыми традициями и техническим совершенством этих кораблей.

Кочи относятся к одним из самых долговечных типов судов в России, их строили по меньшей мере пять столетий. Они прошли через весь XIX век, и даже в начале XX века - в отчете о деятельности Архангельского порта за 1912 год - упоминается от 4 до 16 кочей.

Поморский коч - это деревянное парусное судно длиной 16-17 метров, шириной примерно 4 метра, осадкой не более одного-полутора метра, что позволяло ему входить в устья рек в любое время года. Коч принимал на борт до 30 тонн груза и до 50 человек членов экипажа и пассажиров.

Характерной особенностью корпуса коча была яйцевидная форма, которую впоследствии применил на своем «Фраме» Нансен, а вслед за ним и создатель «Ермака» Макаров. При сжатии во льдах такое судно не подвергалось чрезмерным перегрузкам, а попросту выжималось вверх, и это простое на первый взгляд решение можно смело отнести к числу наиболее блистательных технических изобретений.

Корпус делали из «доброго» леса - мелкослойного, чаще соснового и лиственничного. Особую заботу проявляли о днище. Его изготовляли с наибольшей тщательностью, отдельно от остального корпуса, причем делали днища обычно впрок. Известно, например, что в порту города Якутска всегда хранилось изрядное количество днищ, их расходовали по мере надобности. Впоследствии такой способ формирования корпуса кораблестроители назовут «сборкой из предварительно изготовленных крупных объемных секций».

От днища требовалась особая прочность, потому что оно служило несущей конструкцией для всего корпуса и, кроме того, больше всего подвергалось разрушению (при посадке на мель, ударе о камень или льдину и т. д.).

Килевой балкой служил древесный ствол, расположенный вдоль днища. К концам этого ствола крепили штевни, а перпендикулярно килевой балке - кокоры, то есть стволы дерева вместе с корнем, расположенным под прямым углом к стволу. Кокоры заготовляли весьма оригинальным способом. В лесу оголяли корни подходящего дерева, выбирали лучший из корней, а остальные обрубали. Затем дерево валили, оберегая облюбованный корень, и из сваленного дерева вырезали кряж, который обрабатывали. Кокоры укладывали на киль таким образом, чтобы древесный ствол образовал днищевую ветвь шпангоутной рамки (то, что теперь называется флор), а корень - бортовую ветвь (то есть шпангоут). Сверху концы кокор соединяли перешвами (современными бимсами). На одно судно уходило по нескольку десятков таких кокор.

К кокорам крепились доски наружной обшивки, поморы называли их набоями, или обшивинами. На уровне ватерлинии располагались порубни - распиленные вдоль на две части стволы, они своими концами крепились у штевней. Порубни выполняли роль ледового пояса, хорошо защищая участок переменной ватерлинии корпуса от натиска льдов.

Поверх перешвов настилали палубу. В пазы между обшивинами забивали просмоленный жгут из пеньки. Поверх жгута накладывали узкие тонкие дощечки и прибивали к обшивке железными скобами. Это называлось «ускобить коч». Крепления кокор к килевой балке и об-шивин к кокорам прошивали гвоздями. В местах соединения кокор с килевой балкой и бимсами прибивали железные планки, скрепленные железными болтами, чтобы крепления «не ездили», не расшатывались. На каждый коч уходило 2-3 тысячи железных скоб.

На палубе сооружали просторную каюту - «казенку», в которой жили «приказные люди», или, выражаясь современным языком, командный состав. Остальной экипаж располагался под палубой в маленьких каморках - «заборницах».

Над палубой возвышалась мачта (по терминологии поморов - «шегла»), несущая большой прямоугольный парус. Поскольку от мачты во многом зависел успех плавания, к ее прочности предъявляли повышенные требования, и в порту города Якутска всегда хранился специальный шегольный лес. Мачта закреплялась на палубе с помощью «ног» (оттяжек, называемых ныне штагами и вантами): две ноги в корму, две в нос, четыре по бортам и две прикрепленные прямо к палубе.

На мачте укрепляли прочную «райну», рею, «из доброго красного леса». Райна крепилась к шегле деревянными и железными обручами, свободно скользившими по мачте вверх и вниз. Чтобы поднять парус, достаточно было потянуть за специальную веревку - дрог. Управление парусом производилось «вожжами» - шкотами, идущими от углов паруса к кормщику. Ослабляя или натягивая вожжу, моряк ставил парус в нужное положение. Как видите, парусное вооружение коча было очень простое, но иначе и не могло быть: слишком мала была численность экипажа (всего 10-15 человек), и, кроме того, таким образом уменьшалась опасность обледенения.

Плавание в арктических морях всегда было сопряжено со смертельным риском, поэтому на борту судна всегда имелись один-два карбаса.

Иногда на кочах устанавливали небольшие пушки - слишком уж неспокойно было тогда на морских дорогах, даже полярных...

На кочах поморы ходили к Новой Земле, на Шпицберген, по Белому и Карскому морям, вдоль берегов северной Чукотки и по Тихому океану. Великие русские первопроходцы Семен Дежнев, Ерофей Хабаров и многие другие свои выдающиеся открытия совершили именно на кочах.

Поморский коч

Начало судостроения на Севере относится к XI в., когда в этот регион проникли славяне-новгородцы. Для зверобойного и рыбного промыслов, добычи жемчуга они строили деревянные суда – лодьи, ушкуи а затем кочи, карбасы, раньшины, шняки, кочмары. Первые верфи называли на Руси плотбищами (от плотник, плотничать). Строительство судов велось зимой-весной, в свободное от промыслов время. Служили суда 3-4 года.

Старейшими центрами поморского судостроения были села Кандалакша, Княжая Губа, Ковда, Кемь, Кереть, Окладникова Слобода в устье Мезени, Подпорожье в устье Онеги, Пустозерск в устье Печоры, устье Северной Двины, Холмогоры. В связи с дальнейшим проникновением русских на север Кольского полуострова в середине XVI в. изготовление рыболовных судов началось в Усть-Коле (современная Кола) на берегу мелководного незамерзающего залива. Кола стала главным центром судостроения на Мурмане. В Сибири суда строились в Березовском остроге и Обдорске (современный Салехард) в устье Оби, в Мангазее, Якутске, Колымском остроге.

Наиболее самобытным, распространенным и известным типом северного судна стал поморский коч. Именно на кочах совершались плавания, во время которых поморы и казаки совершили немало географических открытий. Кочи оказали значительное влияние на дальнейшее развитие типов судов, использовавшихся для освоения полярных морей.

Коч – поморское деревянное морское и речное судно XIV в. – начала XX в. Представлял собой результат развития новгородского ушкуя – военного и торгового судна, строившегося в XIII-XV вв. Киль ушкуя вытесывался из одного ствола и представлял собой брус, поверх которого накладывалась широкая доска, которая служила основанием для поясов наружной обшивки.

Поморский коч

Название «коч», возможно, происходит от слова «когг» (суда Ганзейского союза, распространенные на севере Европы в XIII-XV вв.). По другой версии поморское слово «коца», или «коча», обозначало одежду. Снабжая корпус двойной обшивкой, поморы как бы одевали свои суда.

Первоначальная длина беспалубного коча – 18-19 м, ширина – 4-4,5 м, осадка – 0,9 м, грузоподъемность – 3,2-4 т (200-250 пудов). Их строили из сосновых или кедровых досок длиной более 2 м и шириной 0,71 м. Доски получали, раскалывая дерево на 3-4 плахи и обтесывая их. На строительство коча шло свыше 3000 крепежных скоб, около 1 км канатов и веревок. В безветренную погоду коч передвигался с помощью четырех пар весел.

Коч был пригоден для плавания под парусом или на веслах по чистой воде и в битом льду, а также для преодоления волоком не очень широких и относительно ровных ледяных полей. Они выдерживали удары льдин, были очень маневренны, что немаловажно при движении в заливах, близ берега, на мелководье, а также в разводьях. Их небольшая осадка позволяла поморам заходить в устья рек и приставать к берегу практически в любом месте.

Главной особенностью коча была яйцевидная форма корпуса, благодаря которой при сжатии льдов судно выталкивалось наверх. Опыт поморов впоследствии учитывали норвежский судостроитель К. Арчер при проектировании научно-исследовательского судна «Фрам» и вице-адмирал С.О.Макаров при создании первого в мире арктического ледокола «Ермак».

Судостроители-поморы использовали свою собственную терминологию. Каждая деталь коча имела свое особое название. Детали набора изготавливали преимущественно из сосны и лиственницы. Килем служила «матица» – ствол, на концах которого устанавливали наклонные «корги» (штевни), а по всей длине, с интервалом примерно полметра, размещали «урпуги» (шпангоуты) и «курицы» (кряжи-обручи). Сверху те и другие соединялись «перешвами» (бимсами), а на них настилали верхнюю палубу. Ниже ее к шпангоутам скобами и реже гвоздями крепили набои и обшивины – доски наружной обшивки, заполняя пазы просмоленной паклей. Несколько выше и ниже ватерлинии укладывали дополнительную обшивку, так называемую «ледовую шубу», или «коцу».

Мачту (шегла) крепили вантами (по-поморски – «ноги»), к ней впоследствии прикрепляли стрелу для подъема грузов. На мачту поднимали «раину» (рей) со свободно скользящими по ней деревянными, реже железными, кольцами, к которым прикрепляли прямоугольный парус площадью до 150 м2. Раину поднимали с помощью веревочной «дроги», а управляли парусом «важами» (шкотами). Парус сшивался из холщовых полотнищ, он имел 13-14 м в высоту, 8-8,5 м в ширину. Кочи считаются первыми русскими судами с навесным рулем вместо рулевого весла (впоследствии на них устанавливался штурвал). Как и лодьи, они имели три якоря (один запасной). Коч мог проходить в сутки до 250 км. Богатая морская терминология поморов убедительно свидетельствует о том, что их суда ходили под ветром теми же галсами, что и современные парусники. Был знаком им и курс бейдевинд, когда судно идет круто под ветер.

Длительное время было принято считать мореходные качества кочей крайне невысокими. Известный полярный исследователь и историк освоения Арктики В.Ю. Визе писал о походах поморов в Мангазею в XVII в.: «…русские кочи – суда с, несомненно, очень низкими мореходными качествами, которые поэтому в литературе принято всячески поносить («утлые», «кое-как сколоченные», «неуклюжие» и т. д.), – в данном случае представляли, по сравнению с иностранными судами, скорее некоторые преимущества, потому что они плавали в Мангазею не открытым морем (где льды представляли большую опасность), а вблизи берега, т. е. по мелководному фарватеру («и в губах местами глубоко, а в иных местах и суда стаивают»). По этому фарватеру могли следовать малые кочи, но он был недоступен для иностранных экспедиционных судов с большой осадкой. Именно благодаря плаванию подле самого берега, что можно было выполнить только на мелких "посудинах", наши поморы и овладели морским путем в Обь».

Однако археологические раскопки и современные реконструкции кочей опровергают мнение об их малой мореходности. Да и вряд ли могли поморы ходить на совсем уж утлых «скорлупках» в дальние плавания на Новую Землю, Шпицберген, в устье Оби. В 1648 г. С.И. Дежнёв вышел в свое знаменитое путешествие, результатом которого стал проход Беринговым проливом на построенных в Колымском остроге больших кочах.

К середине XVI в. кочи широко распространились в северном регионе страны. Особенно много их строилось в XVI-XVII вв. в Карелии и на верфях Соловецкого монастыря, в XVII в. – в Мангазее, на полуострове Ямал, в Березове и Кеми. К XVII в. коч стал палубным, длина его иногда достигала 25-30 м, ширина – 6 м, грузоподъемность – 400 т (2,5 тысячи пудов). Корпус коча обычно делился на три «чердака» (отсека). В носовом располагалась «заборица» (кубрик) для команды из 10-15 человек, там же ставили печь. В центре устраивали грузовой трюм с водонепроницаемым «творилом» (люком), здесь размещали пассажиров – купцов и промышленников (до 50 человек). Кормовой чердак отводился под «казенку» (каюту) кормщика – капитана. Перед каютой крепились две лодки (на больших судах – два малых карбаса) для рыбной ловли, связи с берегом и снятия судна с мели. Для плавания на малых реках и озерах употреблялись малые кочи (павозки, или паузки) – плоскодонные, с низкими бортами, вначале прямыми, затем с развалом.

Работами по постройке кочей обычно руководил опытный «кочевый мастер». С течением времени на Севере сложились целые династии судостроителей-поморов – Дерябины, Варгасовы, Вайгачевы из Холмогор, братья Кулаковы из Архангельска и многие другие.

Указ о запрещении морской торговли с Мангазеей, изданный в 1619 г., надолго затормозил развитие арктического мореплавания. При этом продолжались чисто промысловые плавания поморов. В начале XVIII в. Петр I специальным указом запретил строительство судов традиционных типов, стремясь переориентировать судостроителей на создание парусников исключительно европейского типа. Но несмотря ни на что строительство кочей продолжалось. Они упоминаются даже в отчете о деятельности Архангельского порта за 1912 г.

Память о поморских судах сохранилась и на карте Арктики. Так, в устье Яны есть Кочевая губа.

В начале 80-х годов ХХ столетия ученые-историки и энтузиасты в городе Петрозаводске объединились в клуб путешественников «Полярный Одиссей» для изучения поморской морской традиции и воссоздания копий поморских ладей и кочей. За несколько лет клубом были воссозданы «обыкновенные» ладьи: «Гурмант», «Вера», «Надежда», «Любовь»; «заморская» ладья - «Святитель Николай»; поморский коч - «Помор».

В 1989 году после двух лет тренировок в Белом море ладья «Гурмант» и коч «Помор» совершили трехтысячсмильный поход по четырем полярным морям: Белому, Баренцеву, Норвежскому и Гренландскому к архипелагу Шпицберген.

Это была первая в России экспедиция, моделирующая плавание древних мореходов. Александр Скворцов писал: «Чтобы представить себе всю сложность и опасность предпринятого эксперимента, нужно просто однажды увидеть эти маленькие суденышки в холодном открытом море».

Какой же он - поморский коч? Его конструкция более сложная, чем конструкция ладьи. Ни одного подлинного образца этих кораблей не сохранилось. Нет ни детальных описаний, ни их графических изображений. Крупица за крупицей собирали следопыты под руководством Валерия Дмитриева косвенные сведения о конструкции кочей, обводах корпусов, основных размерах и парусном вооружении.

Изучались обломки судов, найденных на островах и побережье Арктики. Энтузиасты объехали десятки поморских деревень, чтобы по крохам собрать живущие еще в народе традиции строительства малых деревянных судов. Так, после длительного изучения и сопоставления разрозненных сведений сложился собирательный образ коча.

Его характерные черты: небольшие размеры - длина 12 метров, ширина 4,4 метра; высокая мореходность при сильном ветре, достигавшем 20 м/сек; большая скорость судна до 11 узлов при расчетной 3-4 узла; маневренность и остойчивость при незначительной осадке в 1 метр и малом весе до 8 тонн. Коч имеет характерный яйцевидный крепкий корпус. Обшивка выполнена внакрой. Такие небольшие суда могли перевозить до 10 тонн груза.

Коч «Помор» после проектирования был построен всего за четыре месяца, а ладья «Гурмант» - за семь. Суда несут на мачтах прямое парусное вооружение. Плавание 1989 года длилось 2,5 месяца.

В 1990 году новодел «заморская ладья» - «Святитель Николай» повторил маршрут, проложенный два столетия тому назад жителем Архангельска Иваном Пащенко, который обогнул Скандинавский полуостров и за 27 дней прибыл из Архангельска в Санкт-Петербург.

«Святитель Николай», построенный по проекту Скворцова, в точности повторил летописные сведения. Его длина 18 метров, ширина 4,5 метра, осадка 1,2 метра. Через несколько лет во время морского фестиваля во французском городе Бресте мне довелось побывать на «Святителе Николае».

Что больше всего поразило, так это простое и удобное расположение внутренних помещений и, конечно же, настоящая русская каменная печь, на которой готовилась еда. Мы, южане, более избалованные, использовали на копии античного корабля - диере «Ивлия» - газ, а северяне даже этот аспект приблизили к прошлому.

Помню, как по-доброму рассмеялся Александр и сказал: «Игорь, для южных людей каждая бухта - дом, и я думаю, что финикийцы, греки и другие южане готовили горячую пищу не часто, и только во время остановок на берегу. В северных же морях огонь - это и тепло, и еда. Огонь на корабле в северных морях - это жизнь».

Петрозаводские «обыкновенные» ладьи «Вера», «Надежда» и «Любовь» под руководством Владимира Наумова совершили уникальное плавание «из варяг в греки», пройдя по рекам с севера в Черное, а затем и Средиземное море и побывав в Турции, Греции, Египте и Израиле.
Участвовали суда «Полярного Одиссея» и в праздновании 520-летнего юбилея

Когда заходит речь об истории создания Российского флота, говорят о трёхсотлетии. Цифра очень странная, она вызывает недоумение. Трудно не задаться вопросом: а как же жила наша держава, имея столько морских границ, до Петра I, которого традиционно считают основателем отечественного флота? Ведь история России измеряется тысячелетиями.
Однако, многочисленные справочники дают информацию, касающуюся истории кораблестроения в России, только начиная с петровских времён.
Несмотря на это история хранит память о древнем поморском судне с удивительным названием – КОЧ. А слово это пришло к поморам с новгородской земли, где «коца» или «коча» означало одежду. Название выбрано не случайно, так как суда буквально «одевались в шубу» - корпус их был защищён от натиска льдов двойной обшивкой. На таких судах поморы могли ходить за тысячи километров по северным морским просторам, занимаясь рыбным промыслом. Кочи славились своей прочностью. Деревянные конструкции, изготовленные из лучших пород дерева (лиственница, сосна, красное дерево) – крепили железными скобами, которых шло на судно от трёх до четырёх тысяч и гвоздями. В документах архиепископа Холмогорского за 1695 (!) год можно прочесть об архангельских кочах длиной 18,5 метров и шириной 5,14 метра, грузоподъёмностью 30-40 тонн, что превышает размеры некоторых современных траулеров.
Поморские кочи преодолевали в сутки 150-200 километров в то время, как английские купеческие суда – около 120 километров, а голландские фрегаты – лишь до 80-90 километров.

На этих уникальных судах поморы достигали таких арктических широт, которые были недоступны никаким другим судам с металлическим корпусом и механическими двигателями. Уникальны они были не только своей защитной «шубой», но также яйцевидной формой корпуса. Днище корпуса было округлым, напоминавшим половинку ореховой скорлупы. Если льды сдавливали такое судно, его корпус не раздавливался, а выжимался наружу. Эти суда, слывшие самыми долговечными на протяжении пяти столетий, приобрели, благодаря мастерству и пытливости ума поморских мастеров, ещё одну необычную особенность: корма и нос имели практически одинаковую форму и срезаны были под углом 30 градусов, что позволяло легко вытаскивать их на берег.
Народы русского Севера сохранили имена гениальных «кочевых мастеров», составлявших целые династии. Это семьи Дерябиных, Варгасовых, Вайгачевых из Холмогор, братьев Кулаковых из Архангельска, пинежских умельцев Антона Пыхунова и Ефима Тарасова. О древнем поморском коче напоминают нам некоторые географические названия Арктики. Например, Кочевая губа в устье реки Яны. Характерно то, что все мастера при строительстве кочей применяли только свой, «кочевой» инструмент: по-особому заточенные свёрла, буравчики, пилы, тёсла, топоры.
Таким образом, становится очевидным, что Россия в области кораблестроения шла своим, совершенно особенным, самобытным, отличным от западных традиций путём. Царь Пётр I, позаимствовав заграничный опыт кораблестроения, решил преобразовать российский флот по западным образцам. Под угрозой смертной казни строительство «староманерных» судов было строжайше запрещено. По некоторым источникам, кочи по приказу царя просто уничтожались.
Но, несмотря на строгие меры, великий российский преобразователь не смог добиться полного повиновения потомственных кочевых мастеров, которые под угрозой расправы сумели сохранить вековой опыт и традиции своих предков, продолжая строить кочи.
Благодаря подвигу поморов, некоторое количество кочей сохранилось до начала ХХ века, когда на них обратил внимание и по достоинству оценил Ф. Нансен, задумавший к тому времени трудную экспедицию на Северный полюс. При выборе прототипа для строительства судна «Фрам», которое, по замыслу, должно было дрейфовать во льдах, он отказался от всех новейших типов стальных кораблей и принял решение построить судно по опыту кочевых мастеров, из лучших пород дерева, с яйцевидной формой корпуса, чем обеспечил успешное проведение экспедиции.
Адмирал С.О. Макаров, разрабатывая модель первого в мире ледокола, воспользовался советом Нансена и также остановил свой выбор на яйцевидной форме корпуса и, по образцу поморских кочей, срезал носа и кормы. Эти гениальные изобретения древних поморских мастеров оказались настолько удачны, что и сегодня, через столетие после создания первого в мире макаровского ледокола «Ермак», они считаются непревзойдёнными для строительства судов ледового плавания.

Если вы откроете многотомную «БСЭ», то не ищите в ней слово «коч». Его там нет. Как же такое могло случиться? Оплошность, умысел или пренебрежение к историческому наследию Родины? Загадка, на которую нет ответа. Нет о них ни слова в школьных учебниках. Лишь в толковом словаре В.И. Даля, низкий ему поклон, нашлось короткое сообщение в несколько строк о славном судне коч.
…А студёные северные моря бороздят сегодня правнуки древних поморских судов – атомоходы «Сибирь», «Арктика», «Россия», так поразительно похожие на своего незаслуженно забытого, красивого, технически совершенного пращура – древнего коча.
Волей судьбы они стали ему достойным памятником.
Тамара КАЙЛЬ